Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6544 ( № 9 2016)

«Повесть» сочетает космическую концептуальность и онтологию мифа, героику былинного эпоса и хронотоп реальной истории, прежде всего отечественной: от борьбы со Степью до времени Ивана Грозного и преследования ересей.

Но Вяч. Иванов не воспроизводит и этот важный, конечно, для него древнерусский «канон», а расширяет его. Так ивановский «эпос» насыщается не только духовным и этическим измерениями, присущими житийной литературе, но они становятся главными.

Синтез «Повести» всеобъемлющ.

Произведение Иванова совмещает в себе устное и письменное слово (повествователь - рассказчик, проповедник и пророк, который реализует несколько жанровых «стратегий»: житийного повествования, притчи и Откровения).

Летописная хронография фактов соседствует с фантастикой, условностью, доведенной почти до гротеска.

Текст Иванова богат прямыми и «снятыми» реминисценциями из библейских текстов, из житийной литературы, использован материал духовных стихов, есть отсылки к европейскому героическому эпосу и рыцарскому роману, например, «Сказанию о Святом Граале», «Песне о Нибелунгах».

Значимыми ориентирами при создании «Повести» были Данте, в котором русский символист видел не только выразителя национальной жизни, но художника, прозревающего ход мировой истории, создающего «высшую реальность», и Р. Вагнер с его опытом синтеза искусств.

При этой «разнонаправленн wbr /wbr ости», саморазрушительн wbr /wbr ом в своей противоречивости сочетании исходного материала перед читателем оказывается не химера, ужасающая дробностью и разноголосицей материала, а произведение со своим ладом-ритмом стихопрозы, определяемое единым духом-смыслом.

Этот «орфический» синтез вполне удовлетворял и разделяемым символистами романтическим установкам, призывающим сочетать в рамках новой мифологии духовность христианства и чувственность язычества.

Для читателя Иванова ясно, что он не занимался воспроизведением национальной мифологии и фольклора, не совершал экскурс в мир экзотики, но мощно деформировал и свободно сочетал разнообразные источники в своих целях.

В «Повести о Светомире царевиче» мы имеем дело с национальным по форме, но общезначимым по смыслу апокрифическим христианским «эпосом».

Архетипичное, традиционное у Вяч. Иванова служит приемом усиления его собственной, ивановской, радикальной мысли, мысли о всевременной и повсеместной откровенности. Здесь сами традиционные образы, сюжеты, жанровые формы «перекодируются» wbr /wbr , преодолевают свою ограниченность, свое время и пространство, и получают новый смысл в иной для себя парадигме.

В «Повести о Светомире царевиче» в национальной форме, обогащенной содержательным синтезом «орфического» характера, в зрении «духовными очима» старца-инока дана формула всеобщего теогомогенезиса, духовного движения человечества, если угодно, мистерия приобщения человека, его мира к Богу.

Один из важнейших моментов Откровения Вяч. Иванова – движение частного и общего духа от опыта силы физического противодействия дольнему злу, к опыту мистических исканий, отдельного духовного противостояния, как личности, так и замкнутых «царств», и до чаемого опыта единого духовного царства, где светло выступает человечество, преображенное в духе.

«Орфическая» программа ивановского текста, исходящая из представлений об истинной культуре, которая всегда зиждется на организованной духовной памяти и ее же организует на более высоком уровне представляется актуальной и для современного художника.

«Повесть» Иванова дает не только прозреваемые вехи теогомогенезиса, но помимо множества содержательных метафизических посылов открывает самобытные пути развития жанра, стилевого эксперимента, дает оригинальный материал для определения, например, национальных черт и генезиса того направления, которое на западе получило название «фэнтези».

Завершая этот юбилейный поверхностный обзор, возвращаемся к вопросу о месте Вяч. Иванова в памяти поколений.

Нам кажется, что страстный призыв Поэта мерить все духовной реальностью, строить творчеством, а не разрушать, помнить, что Культура как духовная реальность, не самодовольно ограничивает себя и уединяется, но обращается и живет всеми положительными источниками и ими живительно питает народ – этот призыв не должен быть забыт и составляет не только опыт нашей литературы известного периода, но и опыт нашего духа в настоящем и будущем.

Посрамление бога жратвы

Литература / Портфель ЛГ

Воронцов Андрей

Теги:Андрей Воронцов

НОЧЬ, ПАРОМ, КРЫМ

Уж сколько раз бывал в Крыму и жил там подолгу, а никогда не забуду, как плыл паромом в НАШ Крым майской ночью 2014 года. Я волновался, словно перед первым свиданьем, и всё думал: вот я сойду по трапу на землю – и не увижу ни украинского пограничника, ни постылого «жовто-блакитного» флага, у меня никто даже не проверит документы. Ни одна сволочь не потребует от меня заполнить «имиграцийну картку». Никто не попробует заглянуть в мой чемодан. Потому что я снова в России: всё равно как с правого берега Волги на левый переплыл. Я – в России. Я – в России. Я даже не повторял это – так стучало сердце. Вероятно, это были смешные и детские эмоции, но ведь примерно такие же испытывали те, кто впервые плыл в Крым после присоединения его к России свыше двухсот лет назад.

Как только наш старенький паром отошёл от стенки, все перебрались на верхнюю палубу: смотреть на размытые керченские огни впереди. Плескала волна за бортом, туман стоял над водой и крупные южные звёзды – над головами. Ветер, дующий нам навстречу, принёс из Керчи непередаваемый сладковато-хвойный крымский запах.

Какая-то предприимчивая тётенька тут же, на палубе, продавала горячие пирожки из закутанной в одеяло кастрюли и наливала в пластиковые стаканчики кофе и крымский коньяк. Как тут было не выпить? Чудесная, незабываемая ночь! Вероятно, не я один испытывал волнение, потому что наши спутницы, девушки из мурманского фольклорного ансамбля, запели, может быть, не очень подходящую по месту и смыслу, но так отвечавшую нашему настроению песню:

Прощайте, скалистые горы,

На подвиг Отчизна зовёт!

А стоявший неподалёку со своей девушкой парень вдруг подхватил глубоким и сильным, явно профессиональным баритоном:

Мы вышли в открытое море,

В суровый и дальний поход.

Когда допели песню, выяснилось, что парень – солист из Мариинки. Я понял, что он испытывает то же самое, что и я, что и все мы. Мы были на этом пароме одним народом, нас всех из недавнего атомарного состояния объединило возвращение Крыма. Это было более глубокое ощущение, чем то, что я переживал ранее, представляя, как ступлю на землю НАШЕГО Крыма. Моё сердце тогда стучало: «Я – в России», а теперь оно говорило: «Мы – Россия».