Валерий Шамбаров - День народного единства. Преодоление смуты

Но и повеселиться любил в свободное время. При дворе у него был организован свой домашний «театр», Потешная палата. Сохранились имена царских актеров и музыкантов — бахари (рассказчики) Орефин, Тарасьев, Сапогов и Богдашка, домрачеи Путята, Гаврилка Слепой, Янка, Лукашка, Наум и Петр, гусляры Уезда, Окатьев, Власьев и Немов, «скрыпочники» Иванов, Онашка и «немчин» Арман. Чтобы сын не жил затворником, как было при матери, и получал физическое развитие, Филарет через приближенных приучил его к верховой езде, соколиной и псовой охоте. И охотником Михаил стал азартным, среди знати эта забава была вообще очень распространена, а русские борзые еще с XVI в. были известны при дворах зарубежных монархов и очень высоко ценились.

Евдокия по своему характеру хорошо подошла мужу. Она была женщиной настолько тихой и скромной, что смогла ужиться даже с тяжелой натурой свекрови. Марфа постаралась сразу же взять ее под контроль, у них был даже общий духовник, а дела матери и царицы вел один и тот же дьяк. Но конфликтов между ними не возникло ни разу. В государственные дела Евдокия тоже никогда не лезла. Но Михаилу принесла искреннюю любовь, уют и тихое семейное счастье. И Бог благословил их брак. Уже вскоре после свадьбы царица «понесла», и в 1627 г. родилась дочь Ирина — которой много лет спустя выпадет стать крестной у своего двоюродного внука, Петра I.

Основой внутреннего мира россиян было православие. Быть русским автоматически значило быть православным. А человек другой национальности, принявший православие, воспринимался уже как «свой». Когда кабардинский князь Урускан Куденетович в 1624 г. приехал на службу к царю и принял крещение, он стал князем Борисом Куденетовичем Черкасским, впоследствии дослужился до боярина, стал видным военачальником. Вера во многом определяла и стереотипы поведения. Как подметил О. А Платонов, на Западе с эпохи Возрождения люди стали ориентироваться сугубо на «сесветное житие», а на Руси «угождали на будущее житие». Кампензе писал о русских папе Клименту VII: «Обмануть друг друга почитается у них ужасным, гнусным преступлением; прелюбодеяние, насилие и публичное распутство также весьма редки; противоестественные пороки совершенно неизвестны; а о клятвопреступлении и богохульстве вовсе не слышно. Вообще они глубоко почитают Бога и святых Его и всюду, где только встретят образ Распятого, немедленно падают ниц… В церквях не заметно ничего неблагопристойного или бесчинного, напротив, все, преклонив колена или простершись ниц, молятся с искренним усердием. Отец мой и многие другие почтенные особы, проживавшие некоторое время в Москве, говорили, что московитяне были бы гораздо праведнее нас, если бы не препятствовал тому раскол наших церквей».

Но, конечно, в большинстве русские не были и аскетами. Любили и погулять, и повеселиться. А православные традиции широко дополнялись и более древними, дохристианскими, с которыми Церковь периодически пробовала бороться, но они продолжали существовать до XX в.; если в столице раз или два в столетие объявлялось о необходимости изжить остатки язычества, то на местах священников избирали сами прихожане.

И эти служители видели, что на самом-то деле в древних обрядах не осталось никакого языческого содержания, предпочитая закрывать на них глаза, А чересчур рьяного гонителя старины прихожане могли и «попросить».

Народная фантазия населяла окружающий мир множеством сказочных существ. Любой русский с пеленок знал, что в лесу обитают леший с лешачихой и лесовухами, в болоте — болотник с девками-марухами и своими дочерьми-лихорадками, в реке ведет хозяйство водяной, по лугам и полям периодически резвятся русалки, а за порядком там присматривают дед-полевик и строгие девы-полевицы. В избе обязательно шебуршал домовой, на гумне — гуменник, в овине — овинник, в бане — банник или банница. Иногда соотношение таких представлений с христианством определяют как «двоеверие». Что вряд ли корректно. Никому же не приходило в голову молиться лешему или русалкам. Просто человек жил в тесном симбиозе с природой, и эти существа выступали наглядной персонификацией разных стихий и отраслей хозяйства.

Нетрудно заметить, что характер взаимоотношений с ними определялся отношениями человека и той или иной стихии. Болота и речные омуты представляли опасность, и водяной с болотником рисовались весьма коварными и злобными персонажами. А леший не был другом, но не был и врагом, допуская «мирное сосуществование», если соблюдать ряд правил. Кстати, хорошо видно и то, что подобные «правила общежития» соответствовали нормам разумного хозяйствования и отношения к природе. Леший мог наказать за хищническую рубку деревьев, за охоту в период выведения молодняка. Домовой помогал справному хозяину и аккуратной хозяйке, но начинал вредить растяпам и неряхам. Банница не дозволяла мыться «в третий пар» (угореть можно). Если же не нарушаешь комплекса общеизвестных правил, то и «нежить» для тебя опасности не представляет. А в итоге получалось, что православие и дохристианские традиции переплетались в самобытную канву обычаев, делающих жизнь богаче и ярче. Даже детям часто еще давали 2 имени: христианское и древнерусское — Любим, Смирной, Волк, Дружина, причем в обиходе употреблялось второе.

У наших предков не было телевизоров или дискотек. Но они-то от этого не страдали. Существовали другие развлечения, от которых они, надо думать, получали не меньше радости, чем выпадает на нашу с вами долю. Иностранцы упоминают «конские бега и другие увеселения» на льду реки (Герберштейн). И то, что «молодежь упражняется в разнообразных играх, весьма близких, однако, к военному искусству: они состязаются, например, в бегании взапуски, кулачном бою, верховой езде, стрельбе. В каждой игре есть свои награды» (Фоскарино). И пляски: «А состоят их танцы более в движении руками, ногами, плечами и бедрами. У них, особенно у женщин, в руках пестро вышитые носовые платки, которыми они размахивают при танцах — оставаясь, однако, почти все время на одном месте» (Олеарий). В праздники сооружались качели как известных нам видов — доска на веревке или положенная на бревно, так и забытых — с подвижной частью в виде большой крестовины. По городам и деревням ходили гусляры, труппы скоморохов с медведями, кукольники: «Эти комедианты завязывают вокруг тела одеяло и расправляют его вокруг себя, изображая таким образом переносной театр, с которым они могли бы бегать по улицам и на котором в то же время могут происходить кукольные игры» (Олеарий).

А весь годичный цикл полевых работ органично сочетался с циклом народных праздников. И ведь каждый из них был особенным и отмечался со своими, только ему присущими обрядами. Так, в день зимнего солнцеворота все жители в деревнях выходили за околицу, жгли костры и звали солнце «повернуть на лето». И катили с горы колесо, гадая по длине пробега, будет ли год удачным. Разумеется, это был пережиток древних славянских верований, но и к царю приходил звонарь колокольни Ивана Великого, сообщал об увеличении дня и за «радостную весть» получал награду — 24 рубля. Праздник солнцеворота соединился и с христианской традицией: за неделю до Рождества начиналось «Пещное действо». В храмах разыгрывались мистерии, изображавшие «трех отроков в пещи огненной», спасаемых ангелом, и по всей России открывался карнавал. Люди, наряженные «халдеями», «при множестве пылающих огней, производимых посредством пороха… должны бегать по городу, переодетые в шутовское платье и делая разные смешные штуки… В Москве царь и царица всегда бывают при этом торжестве» (Флетчер).