Петр Филиппов - Я был в расстрельном списке

На Учредительном съезде партии меня включили в федеральный избирательный список партии. Но в него не попали мои коллеги-депутаты, с которыми мы разрабатывали и проводили через Верховный Совет рыночные законопроекты. Их место заняли люди, пусть и известные, но еще не доказавшие свою способность работать законодателями. Для меня это было принципиально: работая в Верховном Совете, я на практике убедился в малой пользе для законотворчества артистов, журналистов и просто партийных функционеров. Если партия ставит своей целью внедрение в России европейских институтов, то в парламенте нужны большей частью юристы и экономисты. Я считал сформированный партийный избирательный список большой ошибкой и в знак протеста покинул Учредительный съезд ДВР. Теперь, по прошествии стольких лет, понимаю, что был не прав.

Стремясь на практике реализовать идею продвижения в парламент юристов и экономистов, мы с Андреем Нечаевым (министром экономики в правительстве реформ) осенью 1993 года учредили Ассоциацию независимых профессионалов. Тогда участвовать в выборах могли не только партии, но и общественные движения и организации. К сожалению, избиратели нас не поддержали. Ассоциация не собрала необходимого количества подписей и не была допущена к выборам в Госдуму в декабре 1993 года. Вынужден признать, что учреждение этой ассоциации было нашей ошибкой. Нельзя раскалывать демократическое движение в условиях, когда доля либерально мыслящих граждан в России так мала.

В России регулярно терпят фиаско политические партии либерального толка — не только из-за происков спецслужб, но и из-за своего состава и структуры. В центре, как знамя, обычно стоит известный политик или бизнесмен — Гайдар, Прохоров, Хакамада. Предполагается, что одно его имя соберет под знамена партии сторонников. Партия находит спонсоров, арендует офисы, сажает секретарш и считает, что в нее хлынут сторонники. Действительно, приходят люди, но в основном озабоченные тем, как «урвать что-нибудь с барского стола», желающие использовать партию в качестве социального лифта в Госдуму или законодательное собрание региона. Они понимают, что деньги спонсоров текут из Москвы в регионы, а не наоборот. Идейных скреп у таких партий практически нет, потому что интеллигенты чураются партий, считая политику грязным делом. В этом уверено и большинство россиян. Вот и получаются партии карьеристов.

Когда в апреле 2012 года Алексей Кудрин создал Комитет гражданских инициатив и собрал пул экспертов для разработки идей и предложений, он точно уловил эту ущербность наших политических партий. Для возникновения реальной партии на идейной основе надо, чтобы в ней были и функционеры, и эксперты, которые не стремятся в политические лидеры и имеют идеи решения стоящих перед страной проблем. Из таких людей надо создавать партийные экспертные советы — в центре и регионах. Их можно формировать не только из членов партии, но и сочувствующих.

Экспертные советы, по-моему, должны быть второй ветвью партийного руководства. В них полезно создавать рабочий режим работы, подобный тому, что принят в правительстве при разработке программ, законопроектов и проектов постановлений. Партия должна финансировать такую экспертную работу. Но и партийных организаторов-функционеров нельзя оставлять в стороне. Полезно привлекать их к исследованиям и подготовке рефератов по проблемам, помогать им образовываться. Целесообразно насаждать в партиях «политпросвет», рассказывать о конкретном опыте догоняющей модернизации в Грузии, Южной Корее, Тайване и других странах. Это будет способствовать развитию политической культуры россиян, все больше людей будут не только выражать недовольство, но и иметь ответы на вопрос «что делать?»

Осенью 1993 года все властные полномочия были фактически сосредоточены у президента. В стране продолжал экономический спад, во многом связанный со структурной перестройкой. Избежать его при сломе административно-командной системы не удалось ни одной из постсоветских стран. Раньше никого не волновало соотношение цены и качества производимой продукции — цена установлена, потребители назначены Госпланом. В новых рыночных условиях возникла иная логика: «Зачем покупать у этого смежника металл, если его продукция дорогая и некачественная? Куплю у других или за границей».

В некоторых бывших соцстранах новая элита понимала: чем быстрее удастся провести структурные реформы и обуздать инфляцию, тем скорее страна преодолеет кризис. У российской партхозноменклатуры интерес был другой — сохранить предприятия на плаву и оставить их за собой, чтобы с выгодой приватизировать. Именно поэтому в России шоковую терапию провести так и не удалось. Гайдар был вице-премьером только 9 месяцев, после его ухода жесткая политика финансовой стабилизации, как необходимое условие экономического роста и структурной перестройки, не проводилась.

С распадом СССР порвались прежние общесоюзные хозяйственные связи. Ткани делали в Иванове, а хлопок поступал из Узбекистана. Узбеки стали поставлять его на мировой рынок, где он был дороже, а ивановские фабрики не имели валюты. Похожее происходило и в других отраслях. Предприятия закрывались, люди лишались средств к существованию. Особенно тяжело приходилось жителям в моногородов, найти работу вне градообразующего предприятия было невозможно. В условиях либерализации внешней торговли и конкуренции с иностранными производителями технологически отсталые предприятия разорялись одно за другим. Сказывались низкая производительность труда, плохая организация, раздутый управленческий аппарат, высокая себестоимость продукции. И даже если оборудование на заводе было приличным, предприятие ждало банкротство.

В странах, где власти искусственно продлевали агонию убыточных предприятий, подпитывая их дотациями за счет дополнительной эмиссии денег, отправляли рабочих в неоплачиваемые отпуска, муки переходного периода растянулись на долгие годы. В России правительство Черномырдина, натолкнувшись на яростное сопротивление «красных директоров», саботаж Верховного Совета и подчиненного ему Центрального банка, не сумело обуздать инфляцию. Она измерялась двузначными цифрами. Зато преуспевали лоббисты, печатный станок работал на полную мощность. Банки наживались на высокой инфляции. Правительство выстроило финансовую пирамиду государственных облигаций (ГКО). Такая политика, в конце концов, привела к финансовому кризису 1998 года. Только после того как рубль ослаб вчетверо и импорт стал невыгодным, в стране возобновился экономический рост, и Россия, наконец-то, начала выходить из структурного спада. На это потребовалось более 6 лет.