Анатолий Абрашкин - Русь - Арийская колыбель. От Волги до Трои и Святой Земли

В. Н. Демин в своей книге «Загадки Русского Севера» совершенно справедливо отмечает, что образ Елены Прекрасной придуман не греками и, конечно же, не Гомером. Он гораздо более древнего происхождения. Ранее мы уже говорили, что имя Елена восходит к названию тотемного животного гипербореев — оленя. Такое объяснение находит прямое подтверждение в сказке «Елена Прекрасная и мачеха» из сборника «Северных сказок» Н. Е. Ончукова. Мачеха, ненавидящая свою падчерицу, превращает ее в олениху. Обратное перевоплощение животного в женщину–красавицу становится возможным только тогда, когда царевич, муж Елены, ранит ее во время охоты. В сказке герой стреляет из ружья, но ясно, что данный сюжет восходит к глубочайшей древности, когда первобытные охотники почитали Великую Богиню, прародительницу Мира, в виде оленихи.

Елена Прекрасная — одна из героинь русских сказок. В фольклоре других народов мы не найдем персонажа с таким именем. Отсюда можно заключить, что Гомер опирался в своей поэме на традиции древнерусского фольклора! Подчеркнем, однако, что в русских сказках Елена Прекрасная не только символ красоты, как в «Илиаде», но также и образец мудрости. В некоторых сказках она так и именуется — Елена Премудрая.

В одной из самых известных наших сказок — «Сказке о Иване–царевиче, жар–птице и о сером волке», — есть очень любопытный эпизод. Иван–царевич не хочет отдавать Елену Прекрасную царю Афрону, и тогда серый волк предлагает такой вариант: пусть Иван оставит себе настоящую Елену, а сам он обернется прекрасною королевою и станет мнимою Еленою. Вот ее–то и отведет Иван к царю Афрону. Удивительное дело, но что–то подобное мы уже встречали у древних греков. Поэт Стесихор уверял своих читателей, что в Трое находилась не реальная, живая Елена, а лишь ее призрак. Вполне возможно, что он придумал все это совершенно независимо, но неоспоримо то, что сказочный сюжет с представлением Елены сразу в двух воплощениях опять–таки является более архаическим, восходящим к временам тотемизма и веры в оборотничество.

Отдельного упоминания заслуживает и мать Елены — Леда. По мнению В. Н. Демина, в основе имени Леды лежит корень «лед», а сама эта «Ледяная богиня» является далеким прообразом Снегурочки. Нам данная гипотеза представляется, однако, весьма спорной. Как может она выступать в роли прародительницы мира и Матери Вселенной? Лед — это символ смерти и неизменности. Более правильным, на наш взгляд, было бы связывать имя богини с именем общеславянской богини Лады. Искажение гласной при заимствовании — обычное дело, напомним, что англичане переиначили Ладу в леди. Богиня любви и плодородия Лада — идеальный вариант для сопоставления с Ледой, породившей, в свою очередь, другую богиню умирающей и воскресающей растительности — Елену. Связь образов Леды и Елены с русской землей станет еще более впечатляющей, если вспомнить, что по одной из версий мифа Елена в подземном царстве стала женой тавроскифа Ахилла.

Вновь и вновь разгадка значений персонажей греческой мифологии обнаруживается в мире русско- славянских образов. Что, к примеру говорят греческие легенды о знаменитом яблоке раздора? Только то, что оно было сорвано в далеком саду Гесперид, находящемся где–то на краю света. Но если мы действительно хотим разобраться, что же символизировало оно, то придется заглянуть в русские народные сказки. Яблоки сада Гесперид — это молодильные яблоки наших сказок, символ вечной юности и красоты. Вот почему каждой из трех богинь хотелось завладеть таким плодом! Хоть они были бессмертными, но остановить время и оставаться вечно молодыми были не в силах.

С чисто художественной точки зрения поэмы Гомера обладают одной уникальной особенностью, выделяющей их из числа других древнеевропейских эпосов: в них присутствуют красочные поэтические описания природы и образные сравнения с отдельными ее явлениями. Так, один из дней трояно–ахейского противостояния начинается тем, что

И это не единичные примеры, ими буквально переполнены обе поэмы. Речи Одиссея «как снежная вьюга, из уст у него устремлялись», Гектор летит в бой «как в полете крушительный камень с утеса», Идоменей несется полем «как пламень», трояне идут на сраженье «как ветров неистовых буря».

В средневековых европейских эпосах — «Песнь о Сиде», «Песнь о Роланде», эпос о короле Артуре, Нибе- лунгах, как это ни удивительно, ничего подобного не обнаруживается. Природа упоминается там изредка и то как некоторая незначительная подробность или обстоятельство–препятствие. Даже в песнях крестоносцев нет и следа от пребывания в чужих краях. Швейцарский историк культуры Якоб Буркхардт (1818–1897) в своей книге «Культура Италии в эпоху Возрождения» отмечает: «Первыми из людей Нового времени итальянцы осознали картины природы как нечто в той или иной степени прекрасное и научились получать удовольствие от них». Исследователь подчеркивает, что проследить, как формировалась эта способность итальянцев, чрезвычайно трудно, для этого попросту не хватает данных. Но произведения средневековой литературы, и в том числе итальянской, обнаруживают полный разрыв с древнейшей языческой традицией воспевания природы и поклонения ей. О глубоком воздействии ландшафтных образов на человеческую душу европейца можно говорить, по–видимому, начиная с Данте (1265–1321). Живший несколько позднее Петрарка (1304–1374) уже ощущает красоту скал и умеет отличать живописное значение ландшафта от его пользы. К этому времени относится и рождение необычного доселе вида наслаждения у итальянцев — пребывание на лоне природы и наслаждение ее красотами.

Европейцы в эпоху Возрождения действительно заново (!) открывали Античность. Что касается отношения к природе, то памятники их средневековой литературы демонстрируют полный разрыв с традицией Гомера. Но этого мы совершенно не наблюдаем в русском эпосе! Русские сказки и былины чрезвычайно насыщены древнейшими языческими образами. Добрый конь под богатырем, как и ахилловский Ксанф, может разговаривать человеческим голосом, герои, подобно греческим богам, могут перевоплощаться, но только не в людей, а в животных — того же ясного сокола или серого волка, как князь Волх Всеславьич, Боян вещий, соловей старого времени, если хотел кому песню воспеть, то растекался мысью по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками.