Сергей Катканов - Священные камни Европы

3. Неслиянно и нераздельно

Если ничего не создавать, то возникает феодализм. Именно феодализм является естественной, органичной системой самоорганизации, которая вырастает буквально из почвы. Мы знаем много государственных систем, искусственных и надуманных, внедряемых единой централизованной волей. При помощи мощной государственной машины можно выстроить жизнь по какой угодно схеме, изобретенной кабинетными мудрецами. Только феодализм возникает сам по себе, поэтому в нем — мудрость самой жизни, мудрость Бога.

Разумеется, феодализм не был земным раем, потому что человеческая природа несовершенна. Но сама его идея почти безупречна. Оценивая феодализм, мы, как правило, оцениваем бесконечное множество извращений его принципов. Но не пора ли оценить сами принципы? Надо четко разделить отношение к идеям и к методам их реализации. Понятно, что на практике всё шло косо и криво. Но давайте рассмотрим саму идею, ту самую феодальную схему власти, которая и породила рыцарство.

Если каждый рыцарь осознает себя центром власти и является носителем достоинства, которое аналогично царскому, значит для того, чтобы выбраться из хаоса, между этой суммой суверенов должна существовать определенная система отношений. И эти отношения должны быть таковы, чтобы каждый суверен сохранял свою царственность, но чтобы при этом существовал общий для всех порядок. И этот порядок был создан при помощи феодальных присяг — оммажей.

Феодальный договор был по сути своей актом свободной воли полноправного и полноценного суверена. Оммаж устанавливал взаимные обязательства между вассалом и сеньором, сохраняя полную независимость вассала. Возникла удивительная и уникальная модель взаимоотношений при которой все абсолютно самостоятельны, но при этом все должны всем. Каждый отдельный суверен–феодал становится частью феодальной иерархии, в которой он занимает строго определенное место, что возлагает на него строго определенные обязанности, но при этом он не перестает быть сувереном, самостоятельным центром власти. Так оказалась решена проблема совмещения в рамках одной системы идеи личной свободы (а значит и личного достоинства) с идеей долга, ответственности, подчиненности. Все от всех свободны, но никто ни от кого не свободен. В рамках той системы отношений в такой постановке вопроса не было ни чего парадоксального.

Барон, являясь сеньором своих рыцарей–вассалов, сам был вассалом графа, который в свою очередь был вассалом короля, а вершиной этой феодальной иерархии был Господь Вседержитель — Верховный Сеньор.

В рамках феодальной иерархии действовало правило: «Вассал моего вассала — не мой вассал». Рыцарь приносил феодальную присягу барону и только ему, а потому ни чем не был обязан графу — сеньору барона. Но из этого правила было одно исключение — Богу, как Верховному Сеньору, все подчинялись непосредственно, напрямую, без субординации. На этом и строилась рыцарская честь. Барон не мог приказать рыцарю то, что противоречит воле Бога, как Верховного Сеньора, а воля Бога известна нам из Евангелия. Власть сеньора над вассалом ограничивалась не только перечнем пунктов феодальной присяги, но и Евангелием — главным источником представлений о рыцарской чести. Если барон приказывал рыцарю пойти и умереть, рыцарь должен был пойти и умереть — он помнил свой долг. В известных случаях сеньор был распорядителем его жизни, но он не был распорядителем его чести. Рыцарю нельзя отдать приказ, который противоречит его представлениям о чести. Рыцарь такой приказ не выполнит. И он будет прав с точки зрения феодальной морали.

Отношения между сеньором и вассалом строились согласно евангельским заповедям. Подчеркивалось, что сеньор и вассал должны любить друг друга. А отношения, которые строятся на взаимной любви, всегда равноправны. Один из них стоял в иерархии выше другого, но ни один из них не должен был позволять себе враждебного поступка по отношению к другому. Сеньора это касалось так же, как и вассала. Сеньор не должен был ни нападать на своего вассала, ни оскорблять его. Если сеньор это делал, вассал имел право порвать с ним связь и при этом сохранить феод.

Эта удивительная система строилась на подчеркнутом уважении к достоинству каждого, кто стоял в иерархии на ступеньку ниже. Как это непривычно для нас, когда мы сплошь и рядом видим, что каждый маленький начальник на каждом шагу позволяет себе унижать своих подчиненных, полагая, что власть дает ему такое право, но куда страшнее то, что и подчиненные согласны с тем, что начальник имеет право их унижать.

Размышляя об особенностях феодальной иерархии, я поневоле вспомнил про халкидонский догмат, из которого следует, что две природы Христа, божественная и человеческая, сосуществовали в Нем неслиянно и нераздельно. Вот так же точно и звенья феодальной иерархии сосуществовали неслиянно и нераздельно. Каждое звено иерархии было совершенно самостоятельно и не сливалось с другими, и всё–таки эти звенья составляли единую нераздельную цепь.

4. Рыцари строем не ходят

Г. Дельбрюк пишет: «Традиции дисциплины у рыцарства не было… При ознакомлении со способом ведения войны рыцарством становится понятно, почему средневековье не создало действительной воинской дисциплины. Непосредственно для военных целей она бы ничего не дала. Исход сражения всегда зависел от рыцарей, там где они были стойки и пока они были стойки, они были опорой, жизненным нервом, костяком для других родов войск. Основой же рыцарства было высокоразвитое личное чувство чести, для проявления которого строгая дисциплина являлась бы, может быть, только помехой. Личная слава есть та несовместимая с дисциплиной идея, которой рыцарь живет, и которая заставляет его в бою искать поединка… В Средние века исход сражения решался не так, как у римских легионов — сплоченностью, ловким маневрированием и совместным натиском хорошо дисциплинированных тактических единиц, а личной храбростью и сноровкой отдельных воинов».

Современная армия держится исключительно на железной дисциплине. Армия хороша настолько, насколько она дисциплинирована. Отсутствие дисциплины или её слабость — недостаток для современной армии губительный. Поэтому, когда у нас говорят об отсутствии в рыцарской армии дисциплины, это понимают как неразвитость, незрелость военного мышления, дескать рыцари ещё не доросли до дисциплины, не преодолели анархических тенденций в своей среде. Но это принципиально неправильный взгляд. Дельбрюк справедливо замечает, что рыцарям дисциплина была не только не нужна, она бы им даже мешала, потому что на поле боя всё зависело от личности, а дисциплина препятствует максимальному проявлению возможностей личности.