Евгений Витковский - Вечный слушатель

Табун вдоль горизонта мчит упрямо.

Огромная гора, всего одна,

лазурь простора держит на весу.

Лучи светила знойны, торопливы,

спешат испить последнюю росу

из желтых роз. Высокие приливы

швыряют с солью смешанный песок

в глаза и в губы нам, простоволосым.

Чернеют пинии: вблизи лесок

штриховка над белеющим утесом.

Оливы и миндаль. Пусть я приемлю

раздельность нашу - с горечью, с обидой:

уговори богов, сойди на землю

и мраморную пыль из легких выдуй!

ХОРСТ БИНЕК

(1930 - 1990)

ОТЧГТ

Пурга - это смерть павлину, розе и солнцу,

Флейте и разговорам с самим собой,

Одиночеству, что обступает в бараках.

Быстрая смерть павлину, розе и солнцу.

Пурга - это синяя пыль вместо питья

Пыль тишины, что хрустит на зубах,

Пыль тишины - только слышен скулеж подыхающей суки.

Пурга - это синяя пыль вместо питья.

Пурга угрожает оленям, волкам и песцам,

Которые ждут - не придут ли дожди из тайги,

Покуда железные травы звенят, как ножи,

Олени, песцы и волки боятся пурги.

Пурга - это смерть, величайшая из смертей.

Об этом событии следует дать отчет:

Ведь поезд, где зэков везут, попадает в нее,

В ледовую смерть, величайшую из смертей.

Что пропало - найдется, едва лишь растает снег.

Сорок зэков и с ними восемь конвойных солдат,

Как братья, обнявшиеся перед вступлением в смерть.

Их, конечно, отыщут, едва лишь растает снег.

ДЕНЬ

Грузовые вагоны бараки рыбное хлебово

под конвоем к острогу

а шинели солдат

говорят: хлеб и труд

говорят: наказание возмездие

говорят: смерть и тундра

говорят и говорят: колючая проволока и снег и боль и

пурга и все говорят говорят.

В ТЮРЬМАХ I

Нечем и незачем мерить минуты в тюрьме.

Нет перемен, если нет ни труда, ни досуга;

Люди, предметы - сливаются гущей во тьме,

Черный склероз, как последняя степень недуга.

Всех-то и мыслей во мраке: не прямо ль сейчас

Смерть паутину затянет,- так будь наготове.

Месяц проходит иль год - безразлично для нас,

Если во рту ничего, кроме пота и крови.

Нечем и незачем мерить минуты в тюрьме.

Даже звериная чуткость ничем не поможет.

Дождь или ветер случайно представишь в уме

Образ далекий в душе ничего не встревожит.

День или ночь на дворе - не всегда и поймешь,

Темень со светом сплелась, замерев и застынув.

Летнее солнце в малиннике - выдумка, ложь,

Так же, как море, так же, как гибель дельфинов.

Нечем и незачем мерить минуты в тюрьме.

Утром кормежка, но вечером в точности та же.

Кончено лето, готовишься к вечной зиме,

Хмель отбродил, и тягучие мысли все глаже.

Время с пространством, истаяв, ушли в пустоту,

Лишь иногда, в забытьи эйфорически-сонном,

Мы уплываем куда-то в былое, в мечту

И поглощаемся древним, бездонным затоном.

В ТЮРЬМАХ II

В тюрьмах одни лишь мечты не отнять вертухаям.

Только мечты - словно тропки в минувшие дни,

В них мы уходим к деревьям, в лесах отдыхаем,

Резко на пляже оттиснется очерк ступни.

Там, где мечты,- там и детство, конечно же, вправе

Вновь обступить нас - кто памяти жить воспретит?

Знак для приятеля - прыгает брошенный гравий...

Боль - пробуждает. И губы молитва желтит.

В тюрьмах одни лишь мечты не отнять вертухаям.

Льются мечты, словно семя, дразня и пьяня.

Кровь мятежа на платочке с изгрызенным краем,

Вот он отброшен, как выхваченный из огня.

Наши тела раздирает желанье на части,

Вдохи и выдохи теменью жгучей полны

Только мечты здесь превыше усталости, страсти,

Мужества, боли, немого сознанья вины.

В тюрьмах одни лишь мечты не отнять вертухаям,

Чувства в мысли, упрятанные в тайники.

Грохот в пространстве - и горестен, и несмолкаем,

В затхлом пространстве - и ночь заплывает в зрачки.

Время смещается, гаснут огней вереницы,

Темень и тишь полновластно вступают в права.

Мы исчезаем; стираются, гибнут границы,

И, удивленно горя, облетает листва. ИЗ ПОЭТОВ АВСТРИИ

РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ

(1875-1926)

БЛАГОВЕЩЕНИЕ

Слова ангела

Ты к Господу не ближе нас,

Он ото всех далек.

Но лишь тебя в чудесный час

благословляет Бог:

ведь так ни у одной из жен

не светятся персты.

Я - день, я - влагой напоен,

но древо только ты.

Я утомлен, путь долог мой,

прости, не я сказал,

что Тот, кто в ризе золотой,

как солнце, восседал,

послал тебе, мечтающей,

виденье с высоты:

смотри: я - возвещавший,

но древо только ты.

Развернуты мои крыла

над кровлею жилья:

так одинока не была

ты никогда - ведь я

чуть виден в комнате твоей,

мои слова просты:

я - дуновенье меж ветвей,

но древо только ты.

Все ангелы в волнении

летят по небесам;

великое смятение

и ликованье там.

Быть может, скорбь средь суеты

в судьбу твою войдет,

для этого созрела ты,

и ты несешь свой плод.

Ты вход, великий и святой,

твой день определен.

Мой голос, будто шум лесной,

в тебе исчез, окончив твой

тысяча первый сон.

Иду. Так упоителен

напев твоей мечты.

Бог ждет; Он ослепителен...

Но древо только ты.

ТРИ ВОЛХВА

Легенда

В краю, где ветер и песок,

Господь явился нам;

так жатвы наступает срок

налившимся хлебам,

и чудо было: там

велел идти в дорогу Бог

звезде и трем волхвам.

И с трех сторон в пути сойдясь,

на небо посмотрев,

так с трех сторон пошли, смирясь,

и справа князь, и слева князь

в далекий тихий хлев.

Но что с дарами их влекло

в убогий Вифлеем?

Сияло всадника чело,

и было бархатным седло,

и драгоценным - шлем.

Был правый, словно фараон,

богат, и левый был

озолочен, осеребрен,

и блеск, и звон

со всех сторон,

и возжигал куренья он

в сосуде, что под небосклон

душистый дым струил.

С улыбкой вещая звезда

вела вперед князей

и, над Марией встав, тогда

сказала тайно ей:

Смотри, вот всадники пришли,

которых я вела,

цари языческой земли

их ноша тяжела,

из тьмы дары они несли,

но ты не бойся зла.

У них двенадцать дочерей

и только сына нет,

одна молитва у царей:

для тронов их, для их очей

твой Сын - надежды свет.

Но верь и жди других дорог,

твой Сын в язычниках княжить

не будет, знает Бог.

Запомни, путь далек.

Цари пришли тебе служить,

меж тем их царства, может быть,

лежат у чьих-то ног.

От бычьих морд идет тепло,

и царь в хлеву согрет,

но власти время истекло,

и крова больше нет.

Улыбкой кроткой озари

заблудших пришлецов,

пусть взглянут на дитя цари,

сними с него покров.

Смотри, у входа грудами

лежат, ясней слезы,

рубины с изумрудами

и капли бирюзы.

ЦАРИ

I

То были дни, когда в огне и дыме