Сергей Москалев - В поисках ясности. Новое понимание привычных вещей

Как-то в Мумбай один известный индийский миллиардер, глядя на залив, сказал в задумчивости: «Раньше любили людей и использовали вещи, а теперь любят вещи и используют людей».

Однажды Ф. рассказывал, как он обедал в ресторане на испанском побережье. Подавали прекрасных каламари (кальмаров), очень вкусных, хорошее вино. И вдруг он у себя во рту обнаружил маленький ржавый кованый гвоздик. Гвоздик показали официанту, началось некое брожение, в результате которого Ф. подумал, что ему не стоит платить, ибо посчитал, что в данном случае он за свои страдания – ведь гвоздик мог попасть в желудок! – достоин бесплатного обеда. Короче, ему не смогли дать сдачу с 200 евро, и ушел он не заплативши. Все слушающие дружно кивали, соглашаясь с его поведением. И лишь через некоторое время стало ясно, что здесь можно увидеть распространенную поведенческую схему: в любой ситуации может быть найден гвоздик, и человек попытается сбежать, не заплатив. Но, если честно, ведь каламари были вкусные! И не может повар заглянуть в желудок каждого кальмара, нет ли там гвоздика с пиратского сапога.

Нежелание платить приводит к неблагодарности, неблагодарность наполняет существо человека ядом, тогда как благодарность, хотя и кажется нашему эго непрактичной, наполняет сладостью. Если попадается нам «трухлявый» человек, как правило, бреши в себе он произвел таким вот способом.

В сложной и безграничной системе мироустройства, в бесчисленных цепочках событий, уходящих в тысячелетия, вылезает наше эго и в истерике спрашивает: «Ну а я-то тут чего?!» Человек оказывается в Раю и спрашивает:

– Боже, скажи, в чем был смысл моей жизни?

Бог отвечает:

– Помнишь, ты в Новосибирск ехал, и в вагоне-ресторане тебя просили солонку передать?

– Нет, не помню.

– Ну вот собственно, и всё.

Ленин, по прошествии ста лет, стал тотемом, божком-охра-нителем, кажется, опять он сделался каким-то милым стариком. Подобно этому в Китае через пару сотен лет строят храмы героям и военачальникам, которые становятся богами-покровителями места. Одна знакомая англичанка, рассказывая друзьям о Крыме, говорила, что вот в Ялте стоит Ленин, значит, это Россия, потому что на Украине все памятники Ленину разрушены. Думаю, что Ильич, исполненный в виде забавной нэцкэ, был бы очень популярен теперь в сувенирных магазинах.

Время от времени натыкаешься на удивительные иллюзии, в каких мы все живем. Всю жизнь я и все мои друзья считали, что английский чай со сливками – это когда заваривают грузинский чай и в него наливают сливки. В Англии мы никогда эту бурду не заказывали ни в кафе, ни в ресторанах, хотя в меню она встречалась. И вот – неожиданность! – все оказалось не так. Мы, заехав как-то раз в Уэстон-сьюпер-Мэр, зашли в знаменитую чайную «Тиффани» и там заказали «Инглиш крим ти» (английский чай со сливками). Нам принесли некий ритуальный набор из чайника с черным чаем, молочника с обезжиренным молоком, двух булочек с изюмом, клубничного джема и, самое главное, некие «девонширские сливки» – нечто вроде сливочного масла. Булочка называется «скоун», напоминает нашу калорийную с изюмом, сантиметров шесть в диаметре. Разогретая булочка разрезается поперек и намазывается сперва джемом, а затем сливками. Замечательно вкусно и очень питательно.

В Голландии в курортном городке Катвайк в ресторане на набережной большой кусок яблочного пирога со взбитыми сливками стоит в три раза дешевле, чем в Москве. Почему в Москве можно продавать это втрое дороже, а в Голландии нельзя? В обществе есть согласие, что считать приличным, так вот: четыре евро за пирог – неприлично, и люди просто не будут покупать. Не потому что у них нет денег, просто продавать по такой цене – да и покупать – как-то некрасиво: не покупать по запредельным ценам не из жадности, а потому, что это делит на богатых и бедных и ведет общество к обнищанию и вражде.

В самолете предложили «Швепс», и это напомнило историю из 1990-х годов. Рядом с нашим домом в Козихинском переулке располагалось издательство «Миф», главным источником заработка у которого было издание многотомника Карлоса Кастанеды, стотысячными тиражами. В то время в коммерческих операциях участвовали не только деньги, но и всевозможные товары. Так, в середине лютой зимы в складских помещениях издательства оказалась машина со «Швепсом». Вещь была новая, невкусная, не по сезону и очень горькая из-за содержащегося в нем хинина. Но уж если пропагандируешь американский шаманизм и растительные вещества, то чудеса неизбежны. От невозможности этот напиток куда-либо пристроить, его стали пить, с утра до вечера: не выбрасывать же. В тот год в Москве лютовал какой-то жуткий грипп, половина населения Москвы каталась в горячке. Но из восьми сотрудников издательства, включая приходящего редактора Витю

Пелевина, никто гриппом так и не смог заболеть, хотя многие хотели полежать дома и не ездить на работу в лютые морозы. С тех пор, как только эпидемия, мы закупаем «Швепс» – давимся, но пьем.

Было время, когда я часто ездил в Индию по делам. Однажды мы с родственником немного опоздали на регистрацию. В «Эйр Индии» в те поры еще практиковали перебронирование, потому что два-три человека по какой-то причине на рейс не приходят, наверняка, – заболел, опоздал или еще что-то случилось, а самолет, тем не менее, всегда летит полный: билетов-то на него продано больше. Компания готова оплачивать пятизвездочную гостиницу тем, кто не улетел. Обычно это «Рэдиссон» или что-то хорошее при аэропорте. И в этот раз в это самое перебронирование попали мы.

Думаю: «Эх! Меня дома жена ждет, ребенок маленький! Не повезло». Таких невезучих оказалось несколько. Ну, посадили нас в микроавтобус, привезли в этот «Рэдиссон». Хорошие номера, еда бесплатная в ресторане – шведский стол, сауна, бассейн. Уже вечер, легли спать, утром нас будят, сообщают, что нашли нам другой рейс и мы скоро полетим. Собрали вещи, сели в автобус, а с нами – еще несколько летчиков из «Суисс Эйр», молодые, подтянутые ребята с чемоданчиками. Они летели своим рейсом, видимо, ночевали в гостинице. Едем в аэропорт. Летчики первыми вышли – они не летают с большим багажом. Следом из автобуса выхожу я и какие-то наши тетки, которые всю дорогу охали и ахали о том, что они не вылетели вовремя. Заходим в аэропорт, и тут одна закричала: «Это не мое! Ах, а где ж мой ковер? Это ж не мой ковер! Круглый для ванной я ж себе взяла!» Я ее спрашиваю: «А что, дорогой был?» – «Да, 40 долларов!» – «А здесь что?» Надорвали сверток, смотрим. А ковры в индийских лавках скручивают, зашивают в мешковину для транспортировки, ручку к свертку приделывают и в таком виде отдают покупателю. А я смотрю на то, что в свертке, и вижу, что это кашмирский шелковый ковер. Я окончил ковроткаческое училище и сразу понял: по количеству от шести до восьми сотен узлов на дюйм качество этого ковра тянет где-то на три-четыре тысячи долларов за изделие. Говорю: «Мадам, приз в студию!», а она: «А-а-а! Надо мне его поменять!» Я: «Да это же кашмирский шелковый ковер "дэй-энд-найт"! Под одним углом смотришь – он светлый, а с другой стороны – темный!» Она: «Да у меня ванна! Мне круглый нужен!» Я отчаиваюсь, машу на нее рукой, отправляюсь к информационной стойке и прошу их объявить, что найден шелковый ковер. Отвечают что-то типа nahlm kama karata hai Microfon, разводят руками, дескать, объявить не можем – не работает микрофон. В зоне посадки стоим, ходит какой-то индус, проверяющий ручную кладь. Надо сказать, что все вылетающие из Индии старались тогда вместо пяти килограммов ручной клади взять тридцать, потяжелее нагрузить. И он подходит ко всем и сумки ощупывает и пробует их на вес, желает хапнуть напоследок. И вот подходит он к моей знакомой, а она уже смекнула, что ковер-то ого-го какой дорогой, и сидит над ним, зажалась и трясется.