Сергей Москалев - В поисках ясности. Новое понимание привычных вещей

Однажды услышал в разговоре: «Шесть лет на Алтае в уединении кундалини поднимал!» Что-то, конечно, поднял, но при этом потерял связь с обществом, работу, родителей, жену и детей. А ведь кундалини – это энергия, содержащаяся не только в одном человеке, но во всех живых существах. Если уж поднимать, то и в окружающих заодно.

Один мой приятель, честный и принципиальный человек, работал в правительственной структуре. Он дружил с представителями разных конфессий, которые приходили к нему в кабинет – то в кипах, то в оранжевых тогах. Меняли как-то раз удостоверения, и отдел кадров попытался решить незадачу с документом за номером «ббб» и сбагрить его моему приятелю: все остальные сотрудники отказывались его брать. Он позвонил мне в смятении и спрашивал, что ему делать. Вообще-то среди множества легенд есть одна, в которой говорится, что три шестерки имелись на перстне царя Соломона, которым он запечатывал джинов и прочих шайтанов в медные кувшины, и число это, да, символизирует нечистую силу – в контексте ее запечатывания. «Все понял!» – сказал он и рванул в отдел кадров, чтобы удостоверение не отдали кому-нибудь другому.

Однажды в старом доме под снос, из которого люди уже выехали, мы нашли набор деревянных кубиков. В фанерном ящичке лежали кубы и параллелепипеды, из которых можно строить домики и башни. Набор был дореволюционный, на крышке – интересная наклейка. Помимо различных образцов строений, в верхних углах картинки были изображены масонские знаки – циркуль с наугольником и молоток с резцом. Мастерство начинается с построения небольшой модели. Вся готическая архитектура базировалось на камне определенной формы и размера. Оказывается, что при строительстве готических соборов было крайне важно, чтобы все углы камня были строго в 90 градусов: отклонение даже в один миллиметр в нижнем камне могло привести к огромному отклонению на высоте в полсотни метров. Это символично: чтобы стоять прямо и крепко, все, даже самые маленькие, элементы должны быть правильными и точными.

Однажды в Москве 1980-х годов, в июне, по Бульварному кольцу гуляли два парня и девушка. Девушка интересовалась театром, молодой человек – всем на свете, а третий был поэт. Восемнадцатилетние московские интеллигенты, живущие на Арбате, на Садовом кольце и в Трубном переулке, как правило, увлекались Серебряным веком и знали наизусть стихи не только известных поэтов, но и менее расхожие тексты – типа Балтрушайтиса и Анненкова. В этот раз прогулка была почти непрерывной читкой стихов. Поэт иногда, стесняясь, читал свои стихи, но, главное, у него в кожаном портфеле, помимо дорогого кассетного магнитофона, лежало рекомендательное письмо! Письмо это он привез из Коктебеля, в нем Мария Степановна Волошина рекомендовала молодого поэта Анастасии Ивановне Цветаевой. Одурманенные запахом сирени, они несколько раз брались провожать друг друга до дома, но потом, дойдя до места, провожаемый решал все-таки пойти проводить сперва кого-то из присутствующих. Естественно, на Патриарших, в три часа ночи, поэт хватился портфеля! Прогулку пришлось повторить задом наперед, но уже без стихов. Естественно, портфель не находился. И вот на Суворовском бульваре в темноте, на скамейке, где они прежде сидели, они увидели сложенную бумажку, вставленную в спинку. Это была записка, и, развернув ее, под фонарем они прочитали: «Если вы потеряли портфель, пожалуйста позвоните с 10 до 19 по указанному телефону. Света». Еле дождавшись утра, они набрали указанный номер, и молодой женский голос спросил: «Что было в портфеле?» На что поэт вскрикнул «Письмо!» – «А еще что?» – «Ах да, магнитофон». Далее последовало приглашение вечером подойти на Малую Бронную, дом 18, и позвонить из телефона-автомата.

Вооружившись цветами и тортом «Сказка», троица ожидала внизу, вышла очень правильная девушка лет двадцати пяти и очень строго и серьезно сказала: «Нужно быть внимательнее и не забывать ценные вещи на улицах». От торта и цветов, как могла, отказывалась, но ее умолили, и она, улыбнувшись и пожелав доброго вечера, исчезла в подъезде. Удивительно, что после этой истории молодые люди не виделись тридцать девять лет и встретились снова уже в Фейсбуке.

С тех пор эти люди разобрались, что делать с найденными вещами. Эта история не позволила присвоить кошелек, набитый деньгами, найденный на одном из лондонских вокзалов и впоследствии сданный в кассу, и еще несколько разных находок, последняя произошла недавно, когда на скамейке смотровой площадки в Мон-Барон в Ницце обнаружилась подставка от «айпада». Была написана записка с телефоном, в течение недели никто не позвонил, и подставка поехала в Москву, но, если позвонят, подставка вернется к владельцу.

В советские времена, весной, обычно в мае, когда появлялась на рынках редиска, а на улицах – бочки с квасом, люди по всей стране начинали делать окрошку. Утром папа входил в комнату, клал на стол пучок редиски и заговорщически говорил: «Ну что, сегодня будем делать окрошку?» Мы с братом как-то приободрялись, при этом натужно улыбались и потирали руки. Затем кто-то из нас брал бидон и спускался на Арбат за квасом, а дома уже вовсю шинковали различные продукты, в числе которых, помимо редиски, были колбаса, зеленый лук и вареные яйца. Затем в кастрюлю наливали квас, забрасывали туда все это, разливали по тарелкам и ели сладкую бурду, в которой плавали несовместимые по вкусу и сути вещи. При этом в некотором недоумении поглядывали друг на друга, обычно добавки себе никто не просил. Ритуал заканчивался, и больше на протяжении года к этой теме не возвращались. Лет через тридцать я узнал, что квас, на котором на самом деле должна делаться окрошка, – это рассол от капусты и огурцов. Не знаю, кто пустил этот вирус, но в 1960-е так делали по всей стране. Возможно, в журнале «Работница» опубликовали рецепт миллионным тиражом, не поясняя, какой квас должен быть.

Вот как недоразумение может стать ритуалом. Боюсь даже думать, сколько такого накопилось в науке и религии.

Однажды в Латвии проезжал утром на поезде между двумя небольшими городками. Кажется, это была даже одноколейка. И вдруг, из окна купе увидел на краю леса группку малышей из детского сада, они стояли с воспитательницей на полянке заснеженного соснового леса и махали нашему поезду. Они ждали этого редкого момента, который случается, вероятно, два раза в день, и специально пришли посмотреть на поезд и пожелать счастливого пути. До сих пор их помню, и как мне стало не одиноко в холодном купе.