Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию

15 апреля Локкарт телеграфировал из Москвы, что, согласно сообщению вице-президента филиала Чехословацкого Национального совета, 60 000 человек, находящихся в данное время в Омске, могут быть задержаны советскими властями, «если союзники предпримут действия на Дальнем Востоке». По этой же причине маршрут корпуса будет изменен. Он направится в Архангельск. 17 апреля, еще до получения телеграммы Локкарта, военный кабинет обсуждал вопрос об использовании чехословацкого корпуса. Бальфур отметил, что этот вопрос нужно решать исходя из «общей обстановки в России и принимая во внимание широкую интервенцию союзников в Россию через Сибирь». По его мнению, следовало убедить советские власти разрешить чехам проследовать в Архангельск или Мурманск, «с тем чтобы не допустить вторженияв Россию вооруженных сил центральных держав». Свое предложение именно в этой формулировке Бальфур был уполномочен изложить в телеграмме Локкарту. (Заслуживает внимания то, что чешские официальные лица в Москве обратились к Локкарту со сходными предложениями.) Два дня спустя у начальника имперского генерального штаба возникли возражения против такой формулировки. Он предпочел бы просить Советское правительство «помочь чехам эвакуироватьсяво Францию через Мурманск или Архангельск». Тем не менее 20 апреля телеграмма была послана Локкарту в первоначальной формулировке [80] F.O. 371, vol. 3323. .

Понятно, почему предложение начальника имперского генштаба не было принято. Советское правительство, как и британское, очень хорошо знало, что в Архангельске нет условий для размещения чехов, нет морского транспорта для перевозки во Францию. Вот почему в ответ на настоятельные просьбы союзников о принятии их предложения советские власти месяц спустя потребовали гарантий, что чехи будут приняты на борт судна тотчас по прибытии. Хитрый ход британских властей не смог ввести в заблуждение Советское правительство [81] F.O. 371, vol. 3323, телеграмма Локкарта 18 мая 1918 года. .

Однако формулировка телеграммы Бальфура от 20 апреля о том, что чехов следует перебросить в Северную Россию для борьбы с «агрессией» и «интригами» Германии в Архангельске, Мурманске, была столь же неубедительна, поскольку на севере страны не было свидетельств ни «агрессии», ни «интриг» со стороны немцев, находившихся на расстоянии сотен миль. Что же касается высадки союзников во Владивостоке, то Советское правительство уже осудило ее как «агрессию», а помощь союзников Семенову — как «интригу».

Бальфур несколькими днями позже в одном из документов выдал истинную цель инициативы по переброске чехов в Архангельск. Когда начальник имперского генштаба представил бумагу, в которой докладывал, что согласен с перемещением чехов в Архангельск и хотел бы знать, сколько солдат туда прибудет, какой потребуется транспорт и будут ли погружены на корабль орудия и лошади или только люди, министр иностранных дел сделал на ней следующую запись, в которой чувствуется плохо скрытое раздражение: «Эти вопросы совершенно неуместны в связи с уже принятым решением о том, что чехи должны охранять подступы как к Мурманску, так и к Архангельску. О погрузке на суда вопрос не стоял» (курсив мой. — Э. Р.) [82] Ibid., начальник военной разведки генералу Спайерсу, 25 апреля 1918 года. .

Судя по материалам министерства иностранных дел, споры о судьбе чехословацкого корпуса между англичанами и французами продолжались долго. На деле обе стороны сошлись на том, что чехи не будут эвакуированы ни через Дальний Восток, ни через Северную Россию, а останутся в стране в качестве орудия антисоветской интервенции. Об этом свидетельствует телеграмма, отправленная Ходжсону, британскому консулу во Владивостоке: «Ввиду трудностей с транспортом было решено не эвакуировать в настоящее время чешский корпус во Францию», В ней же значилось: «Секретно. Он может быть использован в Сибири в связи с интервенцией союзников, если она осуществится» [83] F.O. 371, vol. 3323, министерство иностранных дел Ходжсону 16 мая 1918 года. .

Таким образом, формально за две недели, а в действительности за шесть недель до начала мятежа чешского корпуса в Челябинске, на Сибирской железной дороге, вопрос о чехах был решен. Были претворены в жизнь и предложение об использовании чешского легиона против большевиков, сделанное военными представителями союзников в конце ноября 1917 года, и предложение британского военного министерства от 30 марта. Мечты Масарика осуществились. В свете всего вышеупомянутого становится очевидным, что инциденты на железной дороге в конце мая, приводимые в качестве причины вооруженного выступления легиона против советских властей по всей Восточной России, были всего лишь поводом, а не реальной причиной. Не возникни данный конкретный повод, несомненно, был бы найден другой ко времени прибытия легиона на Дальний Восток, где союзники поощряли оккупацию японцев и действия атамана Семенова.

Союзники вовлекли чехословацкий корпус в войну против Советского государства, что полностью соответствовало генеральному плану от 21 декабря 1917 года. Когда в июне 1923 года бывшие легионеры обсуждали чехословацко-советские отношения, Бенеш сказал: «Для меня было самым важным то, что наша армия в России, как я понимаю, являлась для союзников всего-навсего пешкой на шахматной доске, правда пешкой весьма важной. Союзники точно рассчитали, что в данном месте будет определенное число наших людей и в случае необходимости их просто принесут в жертву… Мы сами не могли решать, осуществлять интервенцию или не осуществлять ее» [84] Beneš. Naše revoluce. Praha, 1923, с. 213. .

Факты цитированных выше дипломатических документов и писем неопровержимы. Лишь тот, кто полностью их игнорирует и тщетно ищет «документальные свидетельства» того, что такие-то представители союзников давали таким-то лицам точные, четко сформулированные инструкции, может по-прежнему придерживаться затасканного тезиса о «непреднамеренном заговоре». По единодушному мнению буржуазных историков, мятеж 25 мая был вызван «общей атмосферой замешательства и подозрительности» и «ни одну из сторон не следует винить» [85] Kennan G. F. Op. cit., p. 164–165. Пьер Паскаль, в то время лейтенант при французской военной миссии в России, пишет в своих воспоминаниях о ненависти руководителей чехословацкого корпуса к советским людям, о зверствах, чинимых по отношению к ним. В ответ на протесты Паскаля чешские офицеры с резкостью заявили что, мол, действуют по инструкциям французского посла Нуланса. (Mon journal de Russie, 1916–1918. Lausanne, 1975, p. 282–293.) .

Каким образом претворялся в жизнь меморандум Бальфура, свидетельствует и деятельность некоего капитана Хилла. Об этой деятельности до сих пор было мало известно. Однако она заслуживает самого пристального внимания.