Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию

Г-н Чайковский жаловался, что Пуль не ответил на письменную просьбу принять его и обсудить некоторые вопросы. Он даже не назначил ему аудиенцию. „Генерал Пуль считает себя верховной властью в Архангельске“, — сказал он.

Требование командования союзников выделить помещения, которых и так не хватает, для размещения служб и персонала в городе, также тревожит временное правительство. Его члены достаточно деликатны, чтобы заявить твердо союзникам: „по одежке протягивай ножки“. Это тем более прискорбно, что русские власти в Архангельске всегда, даже при царском режиме, отличались скромностью в частных и официальных запросах. Генерал Пуль начал с того, что реквизировал для себя и своего персонала самый большой и красивый частный дом, принадлежащий одному русскому гражданину, владельцу лесопильного завода. Даже большевики разрешили владельцам занимать часть этого дома. Только после того, как жена владельца сказала генералу Пулю, что он „хуже большевиков“, он разрешил им сохранить за собой четыре комнаты. То же самое происходило в многочисленных военных ведомствах союзников. Были реквизированы здания школ, и в больших комнатах, где могли бы разместиться четыре или пять человек, часто можно было видеть стол, за которым сидел один офицер.

Вскоре после прибытия генерала Пуля на улицах стали расклеивать приказы за его подписью, начинавшиеся словами „я запрещаю“. „Запрещаю“ устройство собраний, даже на частных квартирах, без „предварительного одобрения“ и вывешивание каких-либо флагов, кроме царских. Даже большевики проявляли умеренность в использовании личных местоимений в приказах. Проведя кабель своего частного телефона под водой в гавани, капитан крейсера „Аттентив“ издал приказ за своей подписью, гласивший, что ни одно судно „не имеет права“ становиться на якорь вблизи крейсера (чтобы не повредить кабель).

14 августа в третьем номере новой газеты „Возрождение Севера“, среди корреспондентов которой числятся Чайковский и несколько других членов временного правительства, появилась анонимная статья. В ней выражалось разочарование по поводу неопределенности и неискренности воззвания генерала Пуля к гражданам России. В заключительной части статьи действия союзников уподоблялись „колониальной политике… с той разницей, что африканцам не предлагают избрать собственную форму правления“.

Согласно имеющейся у меня информации, к редактору был направлен французский офицер с требованием сообщить имя автора статьи. В этом ему отказали. Произошла бурная сцена.

Г-н Чайковский жаловался также на попытку военного командования союзников захватить без согласия местных властей весь имевшийся небольшой запас бумаги для издания русской газеты, которую Пуль намеревался поддерживать материально. Редактором ее собираются назначить Семеновича, в прошлом, по утверждению Чайковского, связанного со старым „Новым временем“ [136] «Новое время» — монархическая газета. и, следовательно, придерживающегося иных политических взглядов, чем временное правительство.

2. Послы союзников прибыли в Архангельск с Мурманского побережья неделю спустя после вступления военных сил в город и в результате застали их уже „удобно расположившимися“ на лучших местах. Представитель правительства Его Величества по гражданским вопросам все время занят безнадежной „борьбой“ (к сожалению, это неприятное слово отражает ситуацию) за законные действия. Он выступает против вмешательства адмиралтейства и организаций военного министерства в вопросы чисто гражданского характера.

Из высказываний приближенных генерала Пуля я сделал вывод, что, по их твердому убеждению, вся союзная организация должна находиться иод контролем генерала Пуля. Когда я после высадки экспедиционных сил спросил у адмирала Кемпа, возможно ли возвращение дипломатического корпуса, он ответил: „Мы не допустим прибытия дипломатов“.

Хотя г-н Линдлей был моим гостем в течение недели, он не был откровенен. Весьма печально, что Архангельск теперь более чем когда-либо являет собой водонепроницаемый отсек. Сотрудничество невозможно из-за соперничества между родами войск, ведомственных предубеждений и личного честолюбия. Однако я пришел к выводу, что Линдлей вместе с американским послом делал все возможное, чтобы отстоять законные права временного Правительства перед лицом британских военных властей с их диктатом. Даже если он в этом преуспеет, много дорогого времени уйдет на разбор мелких интриг там, где должно существовать тесное сотрудничество. Единственным действенным средством было бы ограничение функций военного командования чисто военными делами, предоставив решение гражданских и хозяйственных вопросов русским гражданским властям при искренней поддержке, а не диктате со стороны представителей союзников.

Военная ситуация с быстрым приближением суровой северной зимы будет становиться все серьезнее, поэтому нельзя отвлекать военных от непосредственных дел и использовать их там, где они не имеют никакого опыта. Кроме того, существует опасность, что военные будут использованы в качестве орудия реакционеров и сторонников реставрации монархии. Это было бы пагубно для стабилизации обстановки на севере.

Временное правительство, несомненно, далеко от совершенства. Наверное, оно нуждается в обновлении и включении в свой состав людей практического склада. Союзникам не следует поддерживать какую-то одну партию. Они. преуспеют наилучшим образом, попытавшись примирить классы и партии на основе крестьянско-буржуазной политики, подкрепленной энергичной экономической деятельностью. Только такая деятельность может удовлетворить народные массы.

4 сентября 1918 года

(Подпись) Д. Янг, британский консул, Архангельск» [137] F. О. 371, vol. 3339, p. 110–112. .

Чиновники министерства иностранных дел, конечно хорошо знавшие, что вся деятельность британских военных властей в России ведется в тесном сотрудничестве с «реакционерами и сторонниками реставрации монархии», ограничивались попросту тем, что делали пометки на заявлении Янга. — «Этот доклад о неблагоразумных поступках военных властей довольно грустно читать, но без сомнения, иметь дело с русскими совершенно невозможно» (Е. Н. С.). «Министр уже видел этот доклад» (Дж. Д. Грегори). Простая пометка на заявлении Янга — «X» (лорд Хардинг).

Они, возможно, считали, что и с Янгом, питавшим иллюзии относительно британской политики в России, «иметь дело совершенно невозможно». Когда, представив вышеприведенный документ сэру Джорджу Клерку, Янг обратил его внимание на особые обстоятельства, объясняющие вторжение большевиков в здание английского посольства в Петрограде и убийство капитана Кроми (о чем сообщалось тем утром в газетах), а также на то обстоятельство, что вооруженные силы союзников начали военные действия без объявления войны, сэр Джордж был «также многозначительно молчалив, как и при первой нашей встрече». Но когда Янг, уходя, «выразил наивное желание вскоре представить свой обычный отчет о событиях предыдущего месяца», который, как он считал, «мог бы помочь правительству Его Величества узнать правду о ситуации в России, он встревожился и строго запретил представлять какой бы то ни было отчет». Это очень удивило Янга. Он не мог понять, почему вопрос о представлении доклада, еще даже не написанного, так встревожил ответственного чиновника министерства иностранных дел. «Может быть, он счел, что секретный архив этого министерства — совсем неподходящее место для хранения подобного доклада?» С одной стороны, писал Янг, можно было предположить, что Клерк говорил от имени г-на министра Керзона, с другой стороны — что от министра утаивали важную информацию.