Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию

Во всяком случае, Янг в то время не послал никакого доклада в министерство, хотя он подготовил его на тот случай, если таковой потребуется. Суть доклада, как показывает документ, сохранившийся в его бумагах, заключалась в том, что «представителям британского военного командования было разрешено с санкции правительства Его Величества или без таковой участвовать в бесчестных и опасных заговорах заодно с антисоветскими русскими группировками». Члены этих группировок руководствовались корыстными интересами. Цель заговоров, организуемых под защитой дипломатического иммунитета, состояла в свержении Советской власти в стране, гостеприимством которой британские представители пользуются и население которой они формально заверили в том, «что правительства союзников не имеют намерений вмешиваться во внутренние дела России». Такие методы, утверждал Янг, «несовместимы с правдивым и достойным поведением» [138] Заявление министерству иностранных дел, подготовленное Янгом и отправленное 4 марта 1919 года. .

Кроме того, Янг был уязвлен тем, что его все время держали в неведении относительно политики, проводимой правительством, и он до самого начала интервенции мог лишь, гадать о ней. «Если британское правительство решило действовать прусскими методами, то следовало бы по крайней мере разослать всем поглощенным работой британским представителям в России секретный циркуляр, извещающий их о том, что официальные заявления относительно справедливости, чести и гуманности и т. д. не должны приниматься всерьез, поскольку они предназначены всего лишь для пропаганды».

Янг, вероятно, понял, что настал наконец подходящий момент обратиться в министерство иностранных дел по личному вопросу. Он находился на консульской службе уже одиннадцать лет, из них три года в Архангельске, где он все еще официально числился вице-консулом, хотя фактически исполнял в полном объеме обязанности консула и ему полагались и соответствующий ранг, и значительно более высокий оклад. В Мурманске один военнослужащий, «словно с неба свалившийся на эту должность» в 1916 году, был немедленно произведен в консулы, в то время как Янг продолжал пребывать в том же ранге, что и три года назад [139] F. О. 369, vol. 1022, письмо от 23 сентября 1918 года сэру У. Кларку. .

После этого письма 25 октября он был временно принят (на три или четыре месяца) в министерство в русскую секцию отдела внешней торговли на ставку консула.

В течение последующих недель, по мере того как война с центральными державами быстро приближалась к концу, кампания в прессе против Советской России и в поддержку интервенции союзников заметно ожесточилась. В это время Янг получал письма от своих друзей в Архангельске, которые оказывали воздействие на его взгляды. Ниже приводятся выдержки из писем Янгу Г. Д. Вискеманна, исполняющего обязанности вице-консула в Архангельске.

21 августа. «…Реквизиция домов и квартир продолжается и вызывает большое недовольство… Самое трудное — это подобрать жилье для дураков с должным учетом порядка их старшинства…»

9 сентября. «… Набор в военные части жалкий, и совершенно очевидно, что те, кто вступает, делают это только ради получения пищи и одежды… Штатские буржуи теперь, когда их шкура в относительной безопасности, а банковский счет выглядит немного краше… не делают ничего, чтобы помочь делу. Зарплата произвольно снижается, а взамен выдаются пайки. Жены буржуев еще более отвратительны, чем их мужья. Все происходящее они рассматривают как досадное недоразумение, поскольку нет больше шоколада по 60 рублей за плитку, в связи с тем что лавку, в которой продают сладости, пришлось закрыть из-за ужасающей спекуляции этим и другими товарами…»

18 сентября. «…Не в силах описать события после моего последнего письма… Совершаются перевороты и контрперевороты, происходят стачки, исчезают правительства и так далее… Никогда не знаешь, существует правительство или нет, впрочем, как бы то ни было, это не имеет особого значения. Кемп делает еще одну попытку выпроводить всех женщин и детей, подданных союзных держав, но я, кажется, усмирил его… Я создал похоронное бюро для ухода за кладбищем и могилами, но мы с трудом справляемся с поставкой гробов — почти исключительно для несчастных янки, которые мрут как мухи от инфлюэнции…»

4 октября. «…Ради всего святого, не возвращайся сюда, по крайней мере пока происходит этот фарс… Ты никогда не видел такой заварухи в своей жизни… Мы совсем потеряли голову из-за этой „испанки“, унесшей жизни 70 американцев…»

3 ноября. «…Как много я мог бы и должен был бы написать, но, полагаю, будет лучше, если воздержусь. Достаточно сказать, что тебе очень повезло и ты не видишь всего, что здесь творится… Если они хотят послать тебя в Россию накануне новой экспедиции, цостарайся, чтобы это были юг и Одесса… Ты не представляешь себе, что здесь происходит. Последние события таковы: только что прислали новые, красиво отпечатанные денежные знаки, каждый банкнот, большой и малый, буквально усеян двуглавыми орлами, имперскими коронами и монограммами „Николай II“, не говоря уже об обычных гербах старых приспешников — Финляндии, Польши и т. д. Это ли не лучшая агитация среди населения за большевиков? Власть имущие рвут на себе волосы… Почти на каждом судне половина команды лежит в лежку, а на одном — 16 матросов и 2 офицера протянули ноги… Говорю тебе, в похоронном бюро работают сверхурочно, а на кладбище скоро не останется свободных мест».

Феликс Коул, теперь американский консул и жертва тех же иллюзий, что и Янг, писал в том же тоне 5 октября. Он сообщал о попытке военного переворота в сентябре, после месяца оккупации, которая «начисто отбила охоту восторгаться союзниками. Прекрасная возможность поладить с Россией — демократической Россией — была утрачена, и утрачена безвозвратно». Министры правительства хотели уйти в отставку, но он отговорил их: этот акт подтвердил бы, что «большевики правы в отношении интервенции». Правительство осталось, но «презираемое всеми и бессильное, жалкий фиговый листок нашей оккупации…»

Именно под воздействием этих писем и в свете чудовищной дезинформации в прессе о Советской России Янг пришел к выводу, «что правительство Его Величества в действительности не знало всей правды. Из уважения к правительству Его Величества и из почтения, обязательного для каждого должностного лица, я не мог даже на мгновенье допустить, что оно, зная правду, решилось на вторжение в Архангельск». Поэтому он пошел на «сознательное нарушение дисциплины», которое, как ему казалось, «быстро привлечет внимание министра иностранных дел».