Михаил Делягин - Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

С 1943 года, работая начальником русской секции отдела кинематографии Военного департамента США (после войны называемого «Пентагоном» — по жаргонному наименованию здания бывшего госпиталя, в которое он переехал), отец Познера начал сотрудничать с разведкой. Интересно, что Познер категорически настаивает, что «отец не был штатным агентом», приводя в качестве аргумента то, что «он помогал СССР по убеждению и абсолютно бескорыстно». Почему бескорыстный помощник не может быть агентом и что в постыдного в этом статусе, остается не ясным, тем более, что известен даже «агентурный» псевдоним не бывшего «агентом» отца Познера — «Каллистрат».

Ухудшение отношений между СССР и США с началом «холодной войны» сказалось на положении семьи, глава которой имел советское гражданство. Родители хотели вернуться во Францию, но отцу Познера отказали в визе из–за доноса о том, что он — советский разведчик. В конце 1948 года семья переехала в советскую зону оккупации Берлина: отец был приглашен советским правительством поработать в «Совэкспортфильме».

В 15 лет он начал учить не знакомый ему тогда русский язык в школе для детей немецких политэмигрантов; в 1951 году ее закрыли, и Познер в том же году получил аттестат зрелости в советской вечерней школе при полевой почте, созданной для советских офицеров, старшин и сержантов, учебу которых прервала война. По собственным словам, «более–менее прилично говорить по–русски научился годам к 19, когда приехал в Москву».

Несмотря на советы не покидать ГДР, так как вернувшихся на родину эмигрантов в то время сажали, отец Познера в конце 1952 года добился возвращения семьи в Москву.

На следующий год Познер поступил в МГУ на биолого–почвенный факультет. Несмотря на хороший результат (24 балла из 25 возможных) его не зачислили, но незнакомая женщина сообщила ему, что он не принят из–за национальности. Придя в гостиницу «Метрополь» (где тогда жила семья), он накинулся на отца с упреками: «Куда ты меня привез? В Америке меня били по морде, когда я защищал права негров, но тут еще большие националисты!» — и отец через полтора месяца добился его зачисления «задним числом».

Правда, за это время Познера как владевшего английским, немецким и французским пытались призвать в армию и отправить в разведшколу, а когда он отказался (ссылаясь на то, что недостойный МГУ тем более не может быть достоин работы в разведке), пригрозили призвать на флот (где тогда служили 5 лет). В дальнейшем Познер, по его словам, еще дважды (по совету отца) отказывался сотрудничать с КГБ, хотя и писал для его сотрудников разного рода «изложения собственных взглядов без называния фамилий», — и за это его «в Америку не выпускали 30 лет».

В 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи, Познер, как он говорил, «две недели общался с американцами, приехавшими в СССР, и вдруг почувствовал: с ними мне гораздо проще, лучше их понимаю, страшно скучаю по Штатам, это родное, мой дом там, за океаном». Он собрался бежать в США, но этому воспротивился отец.

В том же году он женился на дочери известного композитора, секретаря Союза композиторов СССР.

В 1958 году Познер закончил МГУ по специальности «физиология человека» и стал зарабатывать на жизнь научными переводами. Увлекшись еще к четвертому курсу переводами иностранной поэзии, он продолжал заниматься ими «для души», надеясь сделать это своей профессией. Когда его переводы попали к Маршаку, тот отметил, что у Познера есть талант, хотя нет техники, пригласил его стать своим литературным секретарем и отвечать на письма, приходившие детскому поэту со всего мира. Мар–шак читал переводы Познера и учил его русской литературе. Сотрудничество продолжалось 2,5 года (хотя обычно говорят о периоде 1960–1961 годов).

Его ярким эпизодом стала передача Познером в редакцию «Нового мира» своих переводов (отобранных для печати Маршаком) вместе с его переводами, которые Познер подписал своим именем. Редакция отвергла все работы неизвестного молодого поэта; то, что переводы Познера не отличили от переводов Маршака, свидетельствует о его высоком уровне. Маршак восхитился проделкой, хотя для порядка и устроил скандал.

Однако Познер, разочаровавшись в работе переводчика и увидев, что оценивается фамилия, а не мастерство, начал искать другую работу. В октябре 1961 года знакомый предложил ему работу в только что созданном Агентстве печати «Новости» — в силу владения тремя языками сразу старшим редактором главной редакции политических публикаций; на согласие повлияла головокружительная по тем временам зарплата — 190 руб. в месяц, в 2,7 раза больше, чем Познер получал у Маршака.

Впоследствии он рассказывал, что работа в пропагандистской журналистике привлекала его возможностями много ездить по стране и заводить новые знакомства.

Карьера Познера шла в гору: в 1965 году он стал ответственным секретарем «глянцевого» пропагандистского журнала Sovietlife, впоследствии был переведен в журнал «Спутник», в 1967 году вступил в КПСС и развелся. Вновь женился в 1969 и на следующий год перешел на работу в главную редакцию радиовещания на США и Англию, где до конца 1985 года вел по–английски собственную радиопередачу «Голос Москвы».

Сам Познер говорит: «Долгое время я… был убежденным сторонником советской власти, и мое разочарование в ней… происходило очень медленно… Первым тяжелым ударом стал для меня 68‑й год… Постепенно мне пришлось признаться себе, что защищать это больше я не могу, что я потерял веру…»

Тем не менее и после «тяжелого удара» и, вероятно, даже после «потери веры» он оставался весьма эффективным пропагандистом. Эмигранты из Советского Союза рассказывали о своем шоковом впечатлении от объяснения Познером разгрома (с использованием бульдозеров) несанкционированной выставки советских непризнанных художников в сентябре 1974 года. Ничтоже сумняшеся, Познер, по их воспоминаниям, сообщил, что в СССР вся земля принадлежит государству, и художники, расставив свои картины, тем самым грубейшим образом нарушили право собственности. «Представьте себе, что на Вашу лужайку перед Вашим домов заявилась бы толпа людей и без Вашего разрешения стала бы там проводить свою выставку, — как бы Вы отреагировали? Точно так же отреагировало и советское государство», — вспоминали они слова быстро перековавшегося при необходимости демократа и через четверть века после тех событий.

Познер пользовался доверием руководства и в 1977 году (впервые после возвращения в Советский Союз) был даже отправлен в загранкомандировку: «тогдашний руководитель Гостелерадио был классическим антисемитом, но тем не менее поручился за меня и отправил на международный телефестиваль на озеро Балатон». Невольно возникает вопрос, — а в состоянии ли современные «общече- ловеки» подобным образом (если Лапин действи–тельно был антисемитом) сделать добро глубоко чуждому им подчиненному, — но Познеру, судя по всему, он в принципе не приходил в голову.