Михаил Делягин - Светочи тьмы: Физиология либерального клана. От Гайдара и Березовского до Собчак и Навального

Тогда некоторым казалось, что слова Грефа — недоразумение или просто проявление его личной, как говорят американцы, «альтернативной одаренности».

Но теперь, после украинской катастрофы, нет сомнений: это не случайность, а честное выражение либеральных, демократических, европейских ценностей в их нынешнем виде.

И новые «хозяева жизни» так самодовольны и так презирают людей, что не считают нужным скрывать свое отношение к нам. Вице–премьер Аркадий Дворкович, сосредоточив в своих руках колоссальную власть (с 2012 года он курирует весь бесконечно разнородный и разнообразный реальный сектор, кроме «оборонки»!), стал, насколько можно судить, «ахиллесовой пятой» не только правительства Медведева, но и всей федеральной власти.

Многочисленные феноменальные высказывания — о лишении студентов даже нищенских стипендий (особенно циничные на фоне его бравирования своей недобросовестной учебой в МГУ), о готовности населения к повышению пенсионного возраста, о гольф–полях, ресторанах и концертных залах как средстве привлечения инвесторов, предпринимателей и ученых в «Сколково», — воспринимаются уже не как простительная эксцентричность юного дарования.

Значительная часть общества в ужасе отшатывается от образа очередного либерального монстра, погрязшего в связях с сомнительными бизнесменами и, похоже, не брезгующего даже рейдерством (в котором обвинил его не кто–нибудь, а экс–чемпион мира Анатолий Карпов). Не случайно официальная пропаганда последние годы всеми силами старается не привлекать к нему внимания, благодаря чему в минувшем октябре он был признан ВЦИОМ наименее известным членом правительства Медведева (его пост верно указал лишь 1 % опрошенных).

А ведь Дворкович — отнюдь не рядовой «эффективный манагер», не бессмысленное исчадие либерального вуза: не обычный «креативный вор», которого и не жалко.

В отличие от большинства более старших либералов, Дворкович родился и вырос в Москве. Мать — инженер–проектировщик, отец — известный международный шахматный арбитр; в стране, где шахматы были культовым видом спорта, а для многих и образом жизни, это значило очень много. Дворкович окончил школу с углубленным изучением математики, но предпочитал играть в футбол, а не в шахматы (правда, вспоминающие об этом политкорректно уточняют: школьник «всегдаговорил, что тренировать ум и логику важнее, чем ноги»).

По собственным воспоминаниям, поступил на экономический факультет МГУ «чудом»: «слегка напутал на математике и поставил десяток лишних запятых в сочинении. А потом пришел на экзамен по истории без права получить ниже пяти баллов, но совершенно не зная ни культуры средневековой Европы, ни последовательности российских императоров». Между тем специальность «экономическая кибернетика», на которой учился Дворкович, славилась тщательным изучением математики, — и, соответственно, вступительные экзамены отличалась высокими требованиями именно по этой науке.

Избежав армии (куда в то время призывали из гуманитарных вузов), учебой Дворкович себя не утруждал: безбожно прогуливал, занимался спор–том, ездил в Питер глазеть на Собчака. Познавал реальную экономику, хоть и в форме блата: знакомый устроился продавцом в, по версии Дворковича, «самый красивый в мире ресторан быстрого питания» («Макдональдс», если кто не знает), «и выносил… наполненные яствами пакеты… к входу, где мы под ненавидящими взглядами из голодной очереди ждали очередного наслаждения». Похоже, преклонение перед цивилизацией, породившей, по его формулировке, «заветный бигмак», Дворкович пронес с того времени через всю свою жизнь.

Закончил МГУ Дворкович, если верить его словам, так же разгильдяйски, как и пребывал в нем: «Мое отсутствие в МГУ предопределило необходимость разделения рисков с друзьями… Дипломную работу мы писали одну на двоих с другом- театралом… Претензий избежать не удалось, но свои пятерки мы получили. С госэкзаменом история была похожая, но не уверен, что прошел срок давности по поводу наших небольших студенческих шалостей».

Вообще–то в наши дни за подобные вещи лишают научных степеней: если когда–нибудь МГУ наберется смелости, Дворкович на основании своих откровений вполне может лишиться диплома о высшем образовании.

Подобный стиль жизни вкупе с твердой уверенностью в «своих пятерках» был характерен для студентов, имевших железобетонный совковый блат далеко не только в «Макдональдсе». Образ жизни оказал на Дворковича огромное влияние: как показали его последующие высказывания, мысль, что- то из студентов по–настоящему получает знания, а не валяет дурака во время учебы, так и осталась для него чуждой. Но решающее воздействие на судьбу будущего «принца либерастии» («либераст» — сокращение от термина «либеральный фундаменталист», введенное в оборот М. Л. Хазиным) оказал диплом не МГУ, а Российской экономической школы (РЭШ), полученный в том же 1994 году. Основанная в 1992 в Москве профессором Иерусалимского университета Гуром Офером и академиком Макаровым (в 2004–2013 годах ее ректором был видный либерал Гуриев), РЭШ была призвана стать кузницей идейных либеральных кадров для реформаторов, — но из–за административной слабости уступила Высшей школе экономики.

Насколько можно судить, именно в качестве магистра экономики по версии РЭШ Дворкович в 1994 году стал консультантом только что созданной Экономической экспертной группы (ЭЭГ) при Минфине России.

Группу возглавлял немецкий предприниматель Йохан Вермут, почти ровесник Дворковича, не имевший среднего образования и окончивший университет Брауна в США, известный, по его словам, тем, что именно там изобрели термин «политкорректность». Сам университет позиционирует себя как «самый либеральный» в США: он единственный, где студент вправе сам полностью определять список изучаемых предметов.

Метод назначения шокировал даже Вермута: «В марте 1993 года я увидел объявление, что требуется специалист, который мог бы работать советником по экономике России в группе, возглавляемой Джеффри Саксом… Меня взяли. После трёх недель работы в этой группе я пошёл к послу и сообщил, что за всё это время так и не увидел ни одного русского….Мне намекнули, что от меня требуется просто делать вид, будто проекты реализуются, поскольку такой порядок вещей всех устраивает. Когда я попытался выразить недовольство, меня уволили. Но… я успел написать… премьер–министру Егору Гайдару (иностранцев не интересовала формальная должность их ключевого лоббиста: с должности и. о.премьера Гайдар слетел в декабре 1992, а и. о. первого вице–премьера был с сентября 1993 по январь 1994 года — прим. автора), …что, если бы Россия продавала нефть по мировым ценам (внутри страны — прим, автора), то могла бы удвоить ВВП. Я уже был по дороге в аэропорт, когда мне позвонили из приёмной Гайдара… Гайдар задал мне три вопроса: Сколько вам лет?.. — 23. Сколько времени вы пробыли в России? — Три недели. Говорите ли вы по–русски? — Ни слова. «Хорошо, вы нам нужны в экспертной группе при Минфине России»… Я удивлённо спросил, почему? Гайдар ответил: «Кто говорит по–русски? Шпионы и коммунисты. Ни те, ни другие нам не нужны»»…