Александр Зиновьев - Иди на Голгофу. Гомо советикус. Распутье. Русская трагедия

— Прекрасный проект, — сказал я. — Замечательный проект! Но вот я — Бог. Я даю Вам всю полноту власти в осуществлении Вашего проекта. Действуйте! Что Вы будете делать конкретно завтра утром, придя в Кремль или в здание ЦК на Старой площади? Действуйте! Отдавайте распоряжения! Произносите речи! Выдвигайте лозунги! Действуйте!

После этой моей реплики наступило неловкое молчание, и я понял, что мне пора уходить. Уходя, я слышал (у меня феноменальный слух, между прочим), как они прохаживались на мой счет. И они были правы! Для них этот разговор и есть цель их разговора, есть начальный и конечный пункт их бытия. А я взглянул на него как Бог — как творец и реформатор бытия. А у Бога иные критерии в оценке слов. Бог знает и понимает все, и в том числе возможные последствия хороших проектов и преобразований. Бог знает, что если проект хорош в словесном выражении, он не стоит выеденного яйца в реальном исполнении. Политические программы в наше время в нашем обществе столь же нелепы, как были бы нелепы идеи французских просветителей восемнадцатого века в годы, когда проповедовал Христос. В тех условиях ничто не могло принести решения всех житейских проблем, кроме идей Христа.

Потом люди убедились в этом. Правда, через триста с лишним лет. И ценой каких жертв! Сколько лет потребуется людям, чтобы понять мои идеи? И какую цену они за это заплатят?

— Принципы твои хороши, — говорит Антипод, — но нужны еще принципы, благодаря которым можно было бы следовать этим хорошим принципам. Как научиться это делать? Научить людей этому нельзя. Их надо заставить силой, — вот в чем дело. А тогда они перестают восприниматься как хорошие.

Порою, однако, для меня более существенным кажется мое отличие от Христа. Судите сами.

— Поклоняйся лишь Богу своему, — призывает Христос.

— Не поклоняйся никому, ибо ты сам и есть Бог, — призываю я.

— Не клянись, — говорит Он.

— Поклявшись, держи слово, — говорю я.

— Не противься злому, — говорит Он.

— Сопротивляйся, — говорю я.

— Прощай людям их грехи, — говорит Он.

— Никакой грех не простителен, — говорю я.

— Не собирай сокровищ на земле, собирай их на небе, — говорит Он.

— Собирай сокровища в себе самом, — говорю я.

— Просите, — говорит Он.

— Не просите, — говорю я.

— Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, — говорит Он.

— Поступайте с людьми соответственно вашим принципам, но не ждите от них того же, т. е. чтобы они поступали с вами соответственно вашим принципам, — говорю я.

— Входите тесными вратами, — говорит Он.

— Входите любыми вратами, — говорю я, — ибо входящий не зависит от врат.

— Не здоровые имеют нужду во враче, но больные, — говорит Он.

— Здоровые нуждаются во враче в первую очередь, — говорю я.

— Кто не со мною, тот против меня, — говорит Он.

— Не принуждай никого следовать за тобою, — говорю я.

— Доброе от доброго, злое от злого, — говорит Он.

— Оценка добра и зла не зависит от их причин и источника, — говорю я.

За все будет расплата после смерти, так можно понять Его идеи.

— Плата за жизнь есть сама жизнь, наказание за жизнь есть смерть, — говорю я.

— Царство Божие есть награда за праведность, — говорит Он.

— Праведная жизнь есть плата за твою праведную жизнь, — говорю я.

Бог есть твой высший судья, таков смысл его идей.

— Ты сам есть высший судья твоих поступков, — говорю я.

Он звал следовать за Ним, я же говорю: пусть каждый идет своим путем, пусть наши пути совпадут, и я буду с вами. Я не вознесусь на небо. Я до конца останусь среди вас, безвестный и жалкий проповедник, который учит счастью других, будучи сам несчастным.

И ко всему прочему у Христа не было Богини. Если бы мне пришлось выбирать одно из двух — мировое признание меня в качестве творца новой религии или хотя бы одну ночь обладания моей Богиней, — я бы выбрал второе.

— Первым делом, — сказал я Балбесу, — будущий выдающийся советский дипломат должен научиться по-русски пить. Пить что угодно, когда угодно, в любом количестве, в любых комбинациях. И при этом не терять трезвость. Вернее, терять трезвость можно, но не до такой степени, чтобы искривлять прямую генеральную линию партии и правительства. Пьяней, но в духе последней политической установки. Ясно?

— Гы-ы-ы-ы! — заржал от радости Балбес. — А где взять деньгу на это?

— Папаша оплатит, — успокоил его я.

Обучение умению высококвалифицированно пьянствовать входит в мою систему. Тут есть свои приемы, как пьянеть от малого количества спиртного, и, наоборот, как не пьянеть от большого, как впадать в игриво-шаловливое, юмористическое или в мрачное состояние. Полный курс обучения проходится за два месяца. Но Балбес оказался талантливым учеником, и нам хватило двух недель. Что с ним творилось в это время, лучше не говорить. Мать Балбеса пришла в ужас и хотела дать указание арестовать меня как диссидента. Но отец строго-настрого запретил ей вмешиваться в процесс воспитания ребенка. Через две недели мы с Балбесом, закупив пару поллитровок водки и дюжину бутылок пива, заявились в кабинет Гробыки. Балбес на глазах у изумленного папаши выдул бутылку водки и шесть бутылок пива (остальное выпили мы с родителем). После этого он не качнувшись прошелся по прямой линии из конца в конец кабинета.

— Здорово! — резюмировал отец. — Если бы сам не увидел, ни в жизни не поверил бы. Ты (это — мне), парень, голова! Вот, держи за труд. Бери, бери! Честно заработано!

Торчал во дворе, ожидая увидеть мою Богиню. Вдруг на меня обрушилось исчадие ада, чем-то напоминающее Богиню, но вдвое старше. Она выпалила хорошо поставленным голосом бывшей комсомольской активистки, что если я не перестану преследовать ее дочь, она заявит в милицию, а то и в КГБ, там у нее знакомый есть. Я заметил, что у нее дрожит веко и слегка дергается шея.

— Минутку спокойствия, — сказал я и коснулся своими пальцами сначала ее век, затем лба, затылка, шеи. Она сначала оторопела от неожиданности, потом, очевидно, догадалась о цели моих манипуляций и покорно вынесла процедуру. Мне потребовалось меньше минуты избавить ее от болезни, от которой ее в течение многих лет не сумели избавить табуны бесплатных наших врачей и тайные шарлатаны, безжалостно дравшие с нее большие деньги. Окончив процедуру, я поблагодарил ее за внимание, извинился за беспокойство и удалился. Мне послышалось, что она вслед произнесла слова «мерзавец», «проходимец», «шарлатан»… Под тяжестью этих слов я опустил голову и согнул спину. Я сражаюсь с целым миром, но я бессилен перед испепеляющим цинизмом женщины. Перед тем, как влюбляться в дочь, взгляни на ее мать, гласит старая народная мудрость. Но есть столь же старое предание, будто ведьмы в юности бывают красавицами…