Александр Хаминский - Пейсбук

К чему взывать, если в нашей стране каждый второй знает, кто такой Никас Сафронов, и лишь каждый тысячный что-то слышал о Иерониме Босхе. Но от этого Сафронов никогда не станет Босхом.

Глупо верить двум нашим самым авторитетным автомобильным изданиям, у которых в сравнительных тестах из номера в номер побеждают «корейцы». И потом слушать об их «непредвзятости».

Все, устал спорить и что-то доказывать. Раньше, чтобы показалось сладко, кричали «халва, халва». Теперь же пытаются накормить шоколадными плитками «Альпен Гольд», которые не имеют никакого отношения ни к Альпам, ни к шоколаду.

Путешествуя по кругу, всегда возвращаешься в точку старта.

Что такое гламур? Отнюдь не обтянутый матовой пленкой бледно-сиреневый бегемот Q7 и не отлитые из желтого металла монументальные LV на ботинках. И даже не малиновый Birkin.

Это такое странное мировоззрение, когда снаружи всегда блестит куда больше, чем стоит внутри. Или когда голодные ресторанные критики пытаются быть объективными, уплетая за обе щеки объект оценки. Или когда просто критики предпочитают сыто молчать, чем говорить. А общество, тем временем, наивно продолжает верить в сказки.

И значит, я пока побуду критиканом.

Я сразу родился консерватором. Так получилось, что мне были заранее известны каноны, знания и опыты, которые должен был обрести с годами. О чем-то догадывался, что-то читал, иное могло присниться или привидеться, но вот что всегда казалось очевидным: если воевать, то как греки с троянцами, гулять – как Евгений Онегин, сочинять – как Андрей Вознесенский, играть в хоккей – как Валерий Харламов. Пробелы касались только двух вопросов. «Руководить страной как Брежнев» мне претило даже в том юном возрасте, когда я еще застал этого загадочного лидера. И предложение «сходить в ресторан, который…» также не имело продолжения, но уже совсем по другим причинам.

Чтобы не превращать еду в сырье для иной жизнедеятельности, нужно, как минимум, иметь культуру потребления, врожденный или приобретенный аристократизм и придерживаться определенных правил поведения. То есть, обладать теми качествами, которые в нас выжигали каленым железом долгих семь десятилетий. Но история дала нам шанс спринтерским шагом пройти многоэтапную гонку, на которую у иных соседей по Европе уходили века и десятилетия. Чтобы потом, вырвавшись на простор, иметь право и возможность понять что есть, где есть, с кем есть и как есть.

Мне всегда хотелось свободы, богатства и шика. При этом свобода и богатство были средствами, а шик – непосредственно целью. Сегодняшние молодые люди, никогда не державшие в руках «Алых парусов» или «Человека-амфибию», вряд ли меня поймут, а вчерашние романтики, их стопроцентно читавшие, скорее всего не одобрят. Я искал симбиоз в пропорции два к одному между Доном Педро и Ихтиандром, понимая, что только здоровый цинизм помогает вкусно есть, крепко спать и надежно защищать собственные идеалы.

Как ни странно, но свое видение правильного ресторана и правильных же посетителей я подглядел в советских фильмах. Не французских, итальянских или английских. И, тем более, не американских.

Наверное, все началось с незабываемой сцены из «Рожденной революцией». Ранний НЭП, ресторан с цыганами, дамы под бриолином и господа под кайфом. Афиноген Полюгаев за казенный счет угощает Машу и, одновременно, выслеживает бандитов. При этом парень явно первый раз в ресторане вообще и в нэпмановском в частности. Но какой диалог с официантом!

– Равиоли, попьеты и «Кавказское 23».

– Ваше высокоблагородие, ничего этого нет-с!

– Тогда бифштекс ля беф, кампари…

– Да хоть казните – нет!

– Ну, хоть что-то есть?

– Самогон и студень из лошадиных мослов. Прикажете нести?

– Неси…

Маша:

– Вы что же, пажеский корпус закончили?

Афиноген:

– Ты знаешь, я вчера весь вечер репетировал перед зеркалом.

Сцена, имевшая место в начале двадцатых, и снятая полвека спустя… В середине семидесятых я, совсем еще мальчишка, фантазировал и представлял, что если судьба распорядится, и я окажусь на месте Полюгаева, тоже не ударю в грязь лицом!

…С тех пор прошло уже лет тридцать, я повзрослел, вместе со мной повзрослели и мои запросы. Страна победившего капитализма радовала постоянно открывающимися, как грибы после дождя, заведениями на любой вкус. В популярные рестораны приходилось записываться за неделю вперед, несмотря на порой запредельные цены в меню. Одни считали, что модно и престижно много тратить, другие же прекрасно зарабатывали на чужом тщеславии. Москва оказалась самой настоящей ярмаркой, vanity fair. Кооперативные шашлычные, бархатные скатерти и прочие ужасы этапа первоначального накопления капитала остались в глубоком прошлом. К нам потянулись именитые шефы, кто-то работать, а кто-то на гастроли. Когда есть, у кого учиться, чему учиться и кому учиться, результаты не заставляют себя долго ждать. В итоге столица оказалась поделена между тремя ресторанными империями, каждая из которых готова была ангажировать своего клиента миллионами предложений на любой спрос и кошелек.

Казалось бы, в ресторанной среде должна наступить тишь да благодать, но меня, старого ворчуна, все время что-то раздражало. Может, реальность не во всем соответствует моим детским фантазиям? Возможно. Или я очень хорошо знаком с кухней и обстановкой лучших ресторанов мира? Или обижен на инспекторов красного гида, которые по непонятным причинам игнорируют наши замечательные заведения? Или злюсь на невоспитанных официантов, на просьбу не перчить блюдо отвечающих вопросом: «а у вас что, аллергия»? Конечно, меня выводит из себя гардеробщик, заискивающе предлагающий повесить два пальто на одни плечики, и бесконечно злит администратор, оскорбленный просьбой заменить грустную устрицу на свежую…

Я нервничаю, раздражаюсь, строю планы блицкрига под знаменами Роспотребнадзора и Федеральной налоговой службы…

Почему, зачем? Ведь я же пришел отдыхать, кайфовать и наслаждаться!

Виноват ли кризис? Наверное, можно погундеть на эту тему и выстроить строгую зависимость между санкциями, исчезновением продуктов и наметившейся по этим причинам эмиграцией итальянских и французских гастрономов. Но покупатель, как известно, голосует рублем. Ему абсолютно не интересны причины, его беспокоят последствия. Стоило доллару подорожать в два раза, как мы сразу стали патриотами! Внимательно изучаем рублевые цены в готовности объявить бойкот рвачам и жуликам. А они, еще вчера наши добрые друзья, а сегодня – те самые рвачи и жулики, кряхтя и морщась, идут нам на встречу, то уменьшая порции, то упрощая ингредиенты, но сохраняя за нами право требовать святую корову всех смутных времен – величину среднего чека.