Анатолий Рудой - Разум

Практически примирение сводится к установлению состояния ни упасть, ни улететь . Это значит, что бунтующий состав отделяется от исходного тела и размещается на таком удалении, чтобы сохранилась прежняя целостность объекта, но в новом структурном исполнении при наличии определённой самостоятельности обеих образовавшихся частей. Между частями в таком случае устанавливается объединительно–разъединительная связь, призванная зафиксировать и поддерживать договорные отношения. Такие перестроения назовём дроблением или делением.

Однако части, в силу их разумности, воспринимают свободу как возможность ускориться в развитии. И они действительно получают стимул к росту. Но в процессе роста накапливаются новые противоречия, возникает очередное противостояние и обостряется следующий конфликт. Разрешается он по установленному принципу путём дальнейшего дробления. И так вечно! В итоге исходное пространство порождает россыпь миров, в каждом из которых прослеживается одна и та же организующая линия, заданная ранее первой причиной. Это есть обоснование тезиса: как вверху, так и внизу, или иначе — это причинно–следственная организация сущего.

Дробление не может совершаться беспредельно. На каком–то из шагов возникает ситуация, когда следующее деление вынудит конфликтующую общность отступить в прошлое состояние своего развития. Образуется кульминационная точка бытия. Отступить — значит, скатится в никчемный прах, не отступить — надо устранить конфликт, для чего недостаёт умения, сил, навыков, словом, опыта. В таком положении оказался глава нашего мира — соррос. Если бы он в драматический момент не нашёл решения, не было бы его, как персоны эврисного мира, а того, что люди принимают за вселенную, не было бы и подавно. На наше счастье или горе, но соррос решение нашёл. Он для гашения конфликтов создал особый нигде более не встречающийся мир времени, назначение которого состоит в подготовке существа, способного сразиться с конфликтом и победить его ценой своего распыления до состояния праха. На этот мир он выделил семь координат личного пространства, организовал зарождение сознания в нём и обустроил процедуру насильственного оразумления персон до состояния пригодности к бою с конфликтом. Он знал, что у подножья кубического мира соберутся умники, называющие себя людьми, что их дерзость помешает им пройти свою дистанцию за один раз, что они станут угрожать планете, соседним поселениям и даже затеют взлом с такими трудами налаженного равновесия, потому позаботился о снижении вреда от них путём сотворения кругов принудительного оразумления с малым приростом ума, но с великими муками, а также предусмотрел дублирование трёхмерных миров в количестве 120 раз. 31

И когда он всё это проделал, то выяснилась недостаточность принятых мер, ибо сотворённые из сомнительного материала, несмотря на принуждение, всё равно не желают оразумляться и предпочитают терпеть беды в отместку за стопорение хода, нежели напрягать себя в тяготах развития. Потребовалась дополнительная повелевающая стихия. Она должна быть щадящей для успевающих и весьма отягощённой для отстающих. Должна быть неотвратимой и всё–таки управляемой, а также трагичной, но и радостной. Люди знают эту стихию. Она называется смерть. Её смысл состоит во внесении разрывов в ранее непрерывный процесс оразумления. На пути роста необходимы особые пункты, в которых подводится итог прошлому бытию. Но как организовать такой учёт?

До сего момента особь состояла из нематериального сознания и такой же нематериальной формы. Сознание отвлекать от назначенного пути недопустимо, поскольку наложен запрет на попятность и остановку движения, а также на скачкообразный незаработанный прирост содержания. Оно обязано вечно двигаться только в сторону повышения разумности. Значит, следует воздействовать на форму. Пусть она, форма, своим прихотливым нравом вынуждает сознание приготовиться к тому, что наступит пора и придётся давать отчёт о своих свершениях. Но если форма останется нематериальной, да ещё наделённой дополнительными повелевающими возможностями, то следствие–форма способно сравняться по значимости с причиной–сознанием и тогда возникнет неопределённость в приоритетах: кто из них всё–таки является содержанием, а кто вместилище этого содержания? Ставка в споре немала — бессмертие! Потому конфликт разгорится на уничтожение. Этого допустить нельзя, ибо тогда придётся изыскивать принципиально иную организацию бытия. Но страшен не сам возврат к началу замысла, а уверенность в том, что любой из сценариев сущего обязательно станет содержать в себе не такой, так другой тупиковый момент, для устранения которого придётся привлекать особые решения. Вывод: форму оставлять нематериальной нельзя! Но тогда какой?

Форму надо осадить в самомнении. Нужно сделать её весьма отличающейся в развитости, приспосабливаемости, в живучести и, что самое важное, ограничить её притязания на лидерство. Вырисовывается необходимость лишить её восхожденческого статуса. Это значит: она не может зарождаться, в развитии достигать больших творческих вершин и ей запрещается вмешиваться в решения, принятые причиной. Она отныне обязана будет изготавливаться . Кем–то посторонним, но не ею самой. Форма в таком представлении превращается в изделие, в устройство, в тело того, по чьему велению она оказалась востребованной. Но это пока только оконтуривание проблемы. Как практически воплотить предполагаемый проект, если для этого нет ни материала, ни средств? Это снова тупик! То пространство, которое есть в наличии, ужé распределено между более развитыми сущими и потому недоступно. Отходы мироздания в виде праха также приспособлены для порождения сущностей ремонтного потока. Ни выше сорроса, ни ниже сорроса потребного материала нет. Безысходность! Или падение в прах, или надо найти в себе силы сотворить то, чему нет опоры в своём естестве.

Соррос решение нашёл: он создал материю. Для этого он часть собственной сути преобразовал таким образом, что она стала удовлетворять выше приведенным требованиям. Это стало возможным благодаря изобретению нового приёма обращения с пространством. Соррос научился пространство сжимать, сгущать, перераспределять.

Представим снежную равнину от края до края. Раскинем руки в саженном охвате, загребём побольше снега и соберём его в кучу. Чем отличается то, что наполняет кучу, от того, что содержится на равнине? И там, и там снег, но его густота, плотность или иначе: состояние, а значит, и свойства оказываются различными. Применяя соответствующие приёмы обращения с пространством, возможно получить требуемое качество нового продукта, т. е. материю в её невообразимом разнообразии. После её создания она стала использоваться в мироздании исключительно для построения форм. Поскольку деформации подверглось семимерное пространство, то и выходная продукция обязана сохранить ту же мерность, т. е. всякая материя, где бы она ни находилась и в каком бы виде не представлялась, также должна быть семимерной. Следует отметить и вторую важную особенность материи: она образовалась при сжатии пространства, обладающего разумом, значит, и в сжатом виде, в силу бессмертия сознания, разум обязан сохраниться в неизменном качестве. Другими словами: всякая материя обладает собственной разумностью. Однако в связи с исключением материи из восхожденческого статуса, разумность материи не превышает значения, предъявляемого к объектам мира форм, т. е. сознание материи ограничивается в своей компетенции только конкретной формой, как следствием запросов восхожденческой персоны.