Анатолий Рудой - Разум

А поле открылось широкое. Поставим плюс между двумя единицами, получим завораживающий результат с названием два . И если этот плюс и далее приспособить с умом, то можно сконструировать и три, и четыре, и пять, и удивительное дело: новые фиговые объекты выпрыгивают из воображения, как из рога изобилия, и нет им конца. Особо одарённые провидцы, хотя и не сразу, но всё же заметили, что крайнего самого большого числа не существует, значит, последовательность убегает в бесконечность, поэтому решили в увековечивание своего труда назвать её числовым рдом. Только было свершили великое, как обнаружилось несоответствие важности события и его названия. Подумали всего несколько веков, и озарились умы: слово числовым заменили словом натуральный .

Хотя первый термин ближе к сути, поскольку в строке выстроились всё–таки числа, но нет в нём пряного запаха. То ли дело: натуральный. Несмотря на произвольность выдумки, дали ей отблеск естественности, дескать, так сама природа задумала, а мы, люди, только соответствуем ей. И как только человечество взвалило на себя тяжесть натурального ряда, на планете важнее проблемы не оказалось до сих пор. На него излилось больше изучательного усердия, чем на Библию. Блеск ума перешёл в сияние. А итог?

Пусть нужно к одному яблоку добавить ещё одно яблоко. Попросим математика рассказать о полученном результате. Математик вопрос не поймёт, отвечать откажется и поправит неучей, не способных правильно сформулировать просьбу. Он скажет: «Не рассказать о результате, а вычислить результат.» И со знанием дела откроет тайну исчисления: «Получится два!» Но давайте спросим знатока: «Что собой представляет это загадочное два ?» Будет ли это, например, разнесение единичных объектов на какое–то удаление друг от друга и на какое именно, или достаточно окажется простого соприкосновения, тогда с какой силой, или, может, это полное совмещение, при котором один предмет проникает внутрь второго, тогда как оцениваются затраты по изменению их формы, кто удерживает результирующую конструкцию в окончательном виде, кто выполняет работу по манипулированию яблоками, чему она равна и как учитывается при получении ответа задачи …?

Если на эти и многие другие уточняющие вопросы удастся ответить, то где–то на горизонте научного восторга забрезжит понимание невероятного события: общество узнает, наконец, что же скрывается за ускользающим сообщением — два. А если просвета не обнаружится, тогда никто и никогда не поймёт результат волшебного действа по прибавлению одной абстракции к другой такой же абстракции. Вопрос: зачем же в таком случае необходимо выполнять пустячную работу? Ответ: а как иначе собрать корзину яблок, или мешок картофеля, или коробок спичек, словом, как обозначить большую совокупность похожих предметов? Можно ли утверждать, что в пенале десять карандашей? Если к каждому из них применить полное абстрагирование от реальных свойств, то ни один предмет не должен иметь содержания, не должен иметь формы и не может быть наличностью. Только тогда к ним применима процедура укрупнения–сложения. Но карандаши не желают лишаться индивидуальности, значит, у них есть своё содержание и собственная форма. И коль так, то человеческая операция сложения к ним не приложима. Людская наука запрещает надеяться, что в пенале находятся карандаши. Она вынуждает строить фразу так: «В пенале один карандаш, к нему прижат ещё один карандаш, а к тому прислонён очередной карандаш …» При таком подходе можно предположить, что карандаши одинаковые, т. е. идеальные или абстрактные. Однако надежде не суждено сбыться: предметы всё–таки реальные, разные и потому не соответствуют установленному критерию сложения. Вывод: придуманные закономерности не отображают события натуры, т. е. природы. Выдумка идёт–бредёт–развивается своим чередом в виде средства упражнения ума в областях знания, где «можно не стоять под мостом», или иначе, нет принуждения к обязательной проверке на прочность, истинность и к строгому соотнесению с фактическими процессами. Можно возразить, дескать, сначала следует уяснить основные отношения событий, а уже затем по мере развёртывания практики усложнять условия задачи. Да можно! Но известно, что даже незначительное изменение вида формулы во многих случаях вынуждает разрабатывать принципиально новую алгоритмику решения. Например, стоит только добавить в уравнение второй степени нелинейный, нестационарный или параметрический коэффициент, как над получением ответа придётся изрядно потрудиться и не всегда он может быть найден. Переход от абстрактных моделей к реальным связан с уяснением того, что теперешняя наука не только не учитывает, но и рьяно отстаивает своё право не учитывать.

Может ли кто–нибудь объяснить такое баловство, как вычисление числа π до миллионного знака после запятой? И это в то время когда в практике редко учитывают даже четвёртый знак. Или же настойчивый поиск очередного простого числа? Или увлечённость комплексными величинами без расширения мировоззрения с целью обоснования их вселенской значимости: почему в действительный мир внедряются недействительные отношения? Или какой полезностью способна обладать математика, если в ней скрыты сотни парадоксов? 19Или откуда берётся страсть к умственному насилию несуществующих соотношений в то время, как цивилизация погрязла в непроходимых хащах повседневного примитивизма?

Парадоксы … Представим, что между Солнцем и Землёй возникла парадоксальная ситуация. Это значит: в отношениях светила и планеты установились невозможные отношения. Они оказались настолько враждебные, что любая творческая инициатива участников не способна примирить соперников. Как разрешается данная коллизия в природе? Вступают в силу условия взаимодействия общего и части. В связи с недопустимостью прямого диалога сознаний, ответственность принимает на себя тот, кто умнее. В этом случае приоритет принадлежит общему. И далее всегда в споре части и общего обязанность решать конфликтные противостояния возлагается на общее. Оно, в соответствии с собственным пониманием обстановки, вынуждено изменить совместную среду в предположении равной выгоды для обеих сторон. Часть, обнаружив нарушение прежних условий бытия, вправе реагировать на это так, как ей вздумается, исходя из своего предначертанного плана развития. Если новые правила, предложенные общим, пригодны для части, оба спорщика получат стимул к дальнейшему росту и этим снимается напряжение парадокса. В случае неприемлемости диктата со стороны общего, часть разрушается, тормозя, но не останавливая дальнейшее движение общего. И в этом варианте снимается давление парадокса. На протяжении вечности ситуация вхождения в парадоксальные непримиримости встречается настолько часто, что каждый объект, будучи разумным, приобрёл способность заранее распознавать болезненное продолжение своих поступков и находить возможность уклонения от дополнительных тягот, не связанных с оразумлением. Мир живёт без парадоксов. А там, где они всё же возникают, виновный уничтожается. Не случайно в пространстве блуждают кометы, астероиды, излучения, пыль, мусор … и прочие остатки некогда воинственных и дерзких, но не …