Виктор Суворов - Тень Победы [Новое издание, исправленное и переработанное]

Во второй половине 1940 года из всех высших командиров Красной Армии один только Жуков имел опыт проведения внезапной, молниеносной наступательной операции с участием десятков тысяч солдат, сотен танков, самолетов и орудий. Вот он и должен был передать свой опыт остальным командирам, которые такого опыта не имели. И не нужна была Жукову помощь какого-то полковника Баграмяна. Надо было просто и ясно рассказать: я готовил операцию так и так, а проводил ее вот эдак. Понятно, что будущие операции Красной Армии по захвату Европы будут отличаться от операций в пустынных степях. Жукову следовало показать разницу между операциями в Центральной Азии и грядущими операциями в Центральной Европе. Вот и все.

Представим, что Жуков сам готовил операцию по разгрому 6-й японской армии на Халхин-Голе. В этом случае ему не надо было прилагать никаких умственных усилий для подготовки доклада, ведь он уже давно все продумал еще там, в степях Монголии. Оставалось только продиктовать машинистке свои воспоминания и размышления.

Но Жуков не готовил операцию на Халхин-Голе лично, потому и не мог без чужой помощи внятно рассказать о ее подготовке и проведении. Вместо себя писать трактат о наступательной операции Жуков сажает полковника Баграмяна, который в тот момент опыта ведения современной войны не имел. Он тогда вообще никакого боевого опыта не имел. В Первой мировой войне Баграмян служил в запасных частях. В ходе Гражданской войны был командиром кавалерийского эскадрона, но не в Красной Армии — Баграмян тогда воевал против нее, и не особенно успешно. В Армении, где командовал Баграмян, никаких достойных упоминания боев, операций и сражений не было. После Гражданской войны, в декабре 1920 года, Баграмян переметнулся на сторону победителей. Вот ему Жуков и поручил думать вместо себя о грядущей войне и готовить рецепты будущих грандиозных побед.

Поражает тема доклада Жукова.

Нас учили, что Советский Союз готовился к отражению вражеского нашествия. Если так, то на совещании высшего руководящего состава РККА надо было решить один только вопрос: как вражеское нашествие отразить. Почему же этот вопрос не обсуждался? Почему главной и единственной темой совещания была подготовка к вторжению в Центральную Европу?

Мы видели горестного Жукова, который еще в июне 1940 года, подобно плачущей Ярославне, скорбел о жертвах грядущей войны. Коли так, откажись от доклада! Если в тебе осталась сорок граммов совести, если тебе дорога судьба страны и ее народа, встань и скажи: не о наступлении надо думать, дорогие товарищи, а об отражении агрессии! Прежде чем планировать вторжение в Германию, давайте подумаем об обороне своей страны.

После войны Жуков объяснял свои слезы при отъезде в Киев в июне 1940 года весьма возвышенно: «Я окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима… Но какая она будет, эта война? Готовы ли мы к ней? Успеем ли мы все сделать?» Это он рассказывал нам после драки. Почему эти красивые слова он не сказал там, на совещание высшего руководящего состава армии? Почему он не задал эти вопросы Сталину и другим товарищам из Политбюро? Вместо этого Жуков с высокой трибуны совещания говорил совсем о другом:

Необходимо воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций (Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г. Под редакцией В. А. Золотарёва. М.: Терра, 1993. С. 151).

Вот цель Жукова: победоносное завершение мировой революции. Вот его метод: внезапные сокрушительные наступательные операции.

Советские историки нашли объяснение тому, почему Жуков на совещании говорил не об отражении агрессии, а о завершении задач мировой революции путем агрессивной войны. Объяснение вот какое: Жуков планировал быстренько отразить агрессию и тут же перейти в наступление. Хорошо придумано. Но придумано задним числом. И если Жуков планировал быстренько отразить агрессию, а потом бросить Красную Армию в решительное наступление на территорию противника, то следовало так и поступить. Следовало эту самую агрессию быстренько отразить. Отчего же не отразил?

Одно из двух: или никакое отражение агрессии вовсе не планировалось, или планы отражения агрессии в два счета оказались нереальными и невыполнимыми, то есть дурацкими.

Я склоняюсь к первому объяснению: об отражении агрессии никто не думал, агрессия Германии против СССР считалась невозможной, потому стратегическая оборона Красной Армии не предусматривалась и не планировалась. Это подтверждается и стенограммой совещания, и множеством других документов: об отражении агрессии ни Жуков в своем докладе, ни другие докладчики и выступающие даже не вспоминали. Жуков говорил о внезапном нападении на противника.

Победу обеспечит за собой та сторона, которая более искусна в управлении и создании условий внезапности в использовании сил и средств. Внезапность современной операции является одним из решающих факторов победы. Придавая исключительное значение внезапности, все способы маскировки и обмана противника должны быть широко внедрены в Красную Армию. Маскировка и обман должны проходить красной нитью в обучении и воспитании войск, командиров и штабов (там же. С. 151).

В своих мемуарах Жуков назвал тему доклада на совещании, но текст почему-то не опубликовал и подробностей не сообщил. Вот некоторые из них: «Всего на площади 30 на 30 км будет сосредоточено 200 000 людей, 1500–2000 орудий, масса танков, громадное количество автотранспорта и других средств».

Это Жуков говорил о концентрации сил одной из советских армий вторжения перед наступлением, добавляя, что таких армий будет много. Все, что написал полковник Баграмян, Жуков предложил Сталину, членам Политбюро и высшему командному составу Красной Армии. Эти предложения были приняты и осуществлены. Посмотрите немецкую хронику, полистайте немецкие журналы 1941 года, и вы увидите все то, о чем говорил Жуков: масса танков, громадное количество автотранспорта и других средств. Все это было собрано у наших границ. И все сгорело. Немецким летчикам не надо было даже искать цели — такие цели нельзя не заметить. Не надо было даже целиться — тут не промахнешься.

Если двести тысяч солдат, полторы-две тысячи орудий, «массу танков, громадное количество автотранспорта и других средств» поставить в оборону, можно создать непроходимый барьер на фронте длиной в несколько сотен километров. Если же поставить в оборону не одну, а все двадцать три советские армии, уже развернутые на западных границах Советского Союза и прибывающие туда из внутренних районов страны, то фронт будет непробиваемым от Ледовитого океана до Чёрного моря. Но ни одна из этих двадцати трех армий не стояла в обороне. Более того, в обороне не стоял ни один корпус, ни одна дивизия, ни один полк. Все они были собраны в ударные группировки на предельно узких участках — именно так, как рекомендовал великий стратег Жуков.