Марк Алданов - Земли, люди

Онъ очень скоро познакомился съ южно-африканскими нравами. Не стоитъ разсказывать объ этомъ подробно. Кондукторъ дилижанса избилъ Ганди за то, что онъ отказался занять предложенное ему мѣсто на полу. Изъ купэ перваго класса въ поѣздѣ его выгнали, несмотря на бывшій у него билетъ. Въ гостиницы его не пускали: для индусовъ въ Южной Африкѣ есть особые ночлежные дома. Все остальное было въ томъ же родѣ. Буры объясняютъ свои дѣйствія разными недостатками индусовъ, въ частности, ихъ низкимъ моральнымъ уровнемъ, — въ отношеніи такого человѣка, какъ Ганди, это объясненіе звучитъ особенно убѣдительно.

Первой мыслью Ганди было — немедленно уѣхать назадъ къ себѣ на родину. Но затѣмъ онъ отъ этой мысли отказался: Ганди рѣшилъ, напротивъ, навсегда остаться въ Южной Африкѣ, бросить свои дѣла, адвокатуру въ Индіи, общественное положеніе, и посвятить всю жизнь освобожденію африканскихъ индусовъ.

Душевный кризисъ Ганди былъ особенно глубокъ потому, что ему пришлось оглянуться и на себя, на всю свою жизнь и на свое собственное отечество. Буры считали звѣрьми индусовъ. Но вѣдь и индусы считали звѣрьми своихъ паріевъ.

Не знаю, стоило ли Ганди большого труда признать паріевъ людьми. Онъ и теперь признаетъ законнымъ дѣленіе индусскаго народа на касты, при чемъ даетъ этому взгляду довольно замысловатое и безтолковое обоснованіе. Ганди не очень радикаленъ и въ нѣкоторыхъ другихъ вопросахъ, относящихся къ той же или сходной области. Такъ, индусскіе мусульмане въ своей печати, съ торжественной наивностью, которая отличаетъ Индію {8} 8 Напомню сатирическія изображенія индусовъ въ блестящихъ романахъ Гексли. , многократно спрашивали Махатму, выдалъ ли бы онъ свою дочь за мусульманина, согласился ли бы онъ обѣдать съ мусульманиномъ за однимъ столомъ, и т. д. Ганди отвѣчалъ довольно уклончиво, преимущественно въ полувопросительной формѣ: «зачѣмъ же непремѣнно обѣдать заоднимъ столомъ?» или «ужъ будто смѣшанные браки такіе счастливые?..» Эти мрачные идеологическіе вопросы, эти хитрые отвѣты бывшаго адвоката нельзя читать безъ улыбки. Нужно, повторяю, дѣлать поправку на Индію, — можетъ быть, прямой отвѣтъ Ганди вызвалъ бы тамъ революцію? Ламартинъ сказалъ: «Надо отдѣлиться отъ народа, чтобы думать, и надо слиться съ нимъ, чтобы дѣйствовать». Какъ бы то ни было, у себя на родинѣ Ганди является въ настоящее время главнымъ защитникомъ паріевъ. Съ большимъ рискомъ для своей популярности онъ появился въ 1921 году на конгрессѣ «нечистыхъ» и взялъ на воспитаніе «нечистую» дѣвочку.

Вопросъ объ отношеніи къ бурамъ и къ паріямъ былъ, однако, только частью душевнаго кризиса Ганди. Передъ нимъ встала вся проблема правды и неправды въ мірѣ. Рѣшалась она у него трогательно, сразу по двумъ перекрещивающимся направленіямъ. Надо было бороться съ угнетателями. Надо было также бороться съ грѣхомъ въ себѣ.

— «Толстой», — скажетъ читатель. Да, разумѣется, безъ Толстого здѣсь нс обошлось. Левъ Николаевичъ жилъ въ глуши, не читалъ газетъ и, казалось, ни о чемъ происходящемъ въ мірѣ не зналъ. Въ дѣйствительности, онъ замѣчалъ многое такое, чего совершенно не замѣчали люди, усердно читающіе газеты. Толстой чуть ли не первый обратилъ вниманіе на Ганди. У себя въ Ясной Полянѣ онъ не читалъ «Рѣчи» и «Русскаго Слова», но читалъ «Indian Opinion», — листокъ, издававшійся по-англійски въ Преторіи никому невѣдомымъ молодымъ индусомъ! Толстой написалъ Ганди письмо, въ которомъ его одобрялъ и очень сочувственно отзывался объ его взглядахъ. Завязалась оживленная переписка, — насколько мнѣ извѣстно, она до сихъ поръ не опубликована (послѣднее письмо къ Ганди написано Толстымъ за два мѣсяца до его кончины).

Въ 1904 году Ганди основалъ вблизи Дурбана земледѣльческую колонію, названную имъ «Ферма Толстого». Она существуетъ и до сихъ поръ. Это довольно типичная толстовская колонія русскаго образца 90-хъ годовъ. Но колонія эта въ теченіе многихъ лѣтъ была политическимъ центромъ Гандистскаго движенія. На «Фермѣ Толстого» создалась нынѣ столь знаменитая «Сатіаграха».

Борьба за освобожденіе, борьба съ грѣхомъ. Пониманіе грѣха у Ганди было почти то самое, которое въ свое время нѣсколько надоѣло у толстовцевъ. Онъ опростился. По его собственному выраженію, онъ «освободился отъ рабства прачешной и цырюльника»; иными словами, началъ самъ стирать свое бѣлье и стричь на себѣ волосы. Ганди отказался отъ всѣхъ прежнихъ удобствъ и сталъ жить на три фунта стерлинговъ въ мѣсяцъ. Отказался онъ отъ супружеской жизни. Исторія его отношеній съ женой занимаетъ въ воспоминаніяхъ Ганди семь страницъ. Думаю, что въ политической книгѣ политическаго дѣятеля подобная глава является совершенно безпримѣрной, — о ней я говорить не буду, хоть Ганди самъ подарилъ эту тему всѣмъ весельчакамъ міра. Отъ «убоины» онъ отказаться не могъ, ибо не ѣлъ ея и прежде. Но со времени своего кризиса и по сей день Ганди питается только фруктами и козьимъ молокомъ (коза не священное животное), при чемъ опять-таки онъ очень подробно разсказалъ, какъ отражаются фрукты и молоко на его борьбѣ съ женскимъ соблазномъ. Толстой? Во всякомъ случаѣ, Толстой безъ его огромнаго ума, безъ его чутья и пониманія жизни, — и, вдобавокъ, безъ чувства юмора.

Быть можетъ, Ганди хотѣлъ подѣйствовать на свой народъ примѣромъ праведной жизни? Франклина спросили: «какое свойство всего полезнѣе политическому дѣятелю?» Онъ отвѣтилъ: «видимость праведника», — ужъ не знаю, былъ ли это простодушный или циничный отвѣтъ. Ганди едва ли очень думалъ о видимости. По книгамъ его выходитъ какъ-то такъ, что, борясь съ грѣхомъ внутри себя, онъ этимъ въ самомъ дѣлѣ наносилъ тяжкіе удары угнетателямъ- бурамъ. Его борьба съ бурами свелась къ митингамъ протеста, къ мирнымъ манифестаціямъ, къ «неучастію въ злѣ» безъ противленія злу насиліемъ. Въ совокупности съ «самосовершенствованіемъ» это и составило Гандистское ученіе о «Сатіаграхѣ» (Satia-graha — правда-сила).

Ганди нѣсколько разъ избивали до полусмерти, нѣсколько разъ сажали въ тюрьму. Онъ проявлялъ истинно-желѣзную волю и фанатическое упорство, — въ особенности, въ отказѣ отъ насилія. Внѣ «Сатіаграхи» не было спасенія. Ганди съ той поры ничего новаго не придумалъ. Онъ теперь борется съ англичанами точно такъ же, какъ тридцать лѣтъ тому назадъ боролся съ бурами. Недавно его спросили, что онъ будетъ дѣлать, если, послѣ ухода англичанъ, на Индію нападутъ дикія Гималайскія племена, отъ которыхъ теперь ее охраняетъ англійское оружіе. Ганди отвѣтилъ, что будетъ и съ этими новыми завоевателями бороться посредствомъ Сатіаграхи, не участвуя въ злѣ, но и не противясь ему насиліемъ.

Людямъ, пожимающимъ плечами при видѣ такой политической тактики, махатма съ гордостью указываетъ, что въ Южной Африкѣ онъ этой тактикой добился успѣха. И, дѣйствительно, послѣ долгихъ лѣтъ Сатіаграхи, генералъ Сметсъ отмѣнилъ декретъ, особенно оскорблявшій индусовъ. Можно, однако, съ нѣкоторой увѣренностью утверждать, что Сатріаграха вообще здѣсь имѣла не слишкомъ большое значеніе, а внутреннее самосовершенствованіе — ровно никакого. Къ освобожденію отъ «рабства прачешной и цырюльника », къ фруктовой діетѣ Ганди, къ его безпрестаннымъ постамъ, къ его отношеніямъ съ женой буры были, навѣрное, вполнѣ равнодушны. Оскорбительный декретъ былъ отмѣненъ по самымъ разнымъ причинамъ: потому, что за двадцать лѣтъ естественный политическій прогрессъ могъ сказаться и безъ Сатіаграхи ; потому, что вѣчныя манифестаціи индусовъ, далеко не всегда безкровныя вопреки волѣ Ганди, безпокоили бурское правительство; потому, что въ самой Индіи, из-за африканскихъ событій, начались волненія, непріятныя англичанамъ; потому, что генералъ Сметсъ былъ недурной и не злой человѣкъ; потому, наконецъ, что европейская печать, хоть и безъ особой горячности (дѣло далекое), обратила вниманіе на невыносимое положеніе индусовъ въ Южной Африкѣ: въ частности, и англійскія газеты, и англійское правительство весьма рады были при случаѣ — въ самой ласковой формѣ — пройтись по адресу буровъ, пламенное свободолюбіе которыхъ достаточно дорого обошлось Великобританіи.