Марк Алданов - Земли, люди

Можно, конечно, и по сей день спорить, какая тактика въ ту пору войны наиболѣе соотвѣтствовала интересамъ индусскаго народа. Съ общей, европейской и міровой точки зрѣнія правильной была союзная оріентація. Пожалуй, она была правильной и съ частной индусской точки зрѣнія, — хотя бы ужъ потому, что ея противники, какъ Пилсудскій, «поставили на проигравшую лошадь». Но во всякомъ случаѣ съ точки зрѣнія самого Ганди и его религіозно-философскаго ученія, все, что онъ дѣлалъ въ пору міровой войны, было чистѣйшей безсмыслицей или даже нѣкоторымъ подобіемъ интеллектуальнаго самоубійства. Непротивленіе злу насиліемъ не слишкомъ примѣнялось въ Европѣ въ 1914 — 18 гг. Вообще Сатіаграха тутъ была совершенно ни при чемъ.

Впослѣдствіи Ганди объяснялъ свои дѣйствія тѣмъ, что онъ въ ту пору себя чувствовалъ гражданиномъ Великобританіи. Позднѣе, по его словамъ, онъ увидѣлъ, что ошибся: индусы не граждане, а паріи Британской Имперіи. «Мои глаза открылись», — писалъ Ганди черезъ три года послѣ окончанія войны и послѣ того, какъ англійское правительство разъяснило, что Индія, собственно, уже имѣетъ Свараджъ, и что, къ сожалѣнію, по разнымъ обстоятельствамъ, ничего больше сдѣлать въ настоящее время нельзя {10} 10 Черчилль еще недавно сказалъ, что Англія обѣщала Индіи не права доминіона, а только одинаковый съ доминіонами почетъ. .

Теперь это у Ганди больное мѣсто, въ которое неизмѣнно тычутъ его враги. Они находятъ, что глаза махатмы открылись нѣсколько позднѣе, чѣмъ можно было бы желать. — «Зачѣмъ мы вообще сунулись въ міровую войну? — спрашиваютъ враги Ганди. — Намъ ее истолковала по своему нація, не пользующаяся репутаціей большой прямоты и искренности, и мы сдуру приняли англійскую версію войны. Мы пошли воевать съ нѣмцами, которые намъ никакого зла не сдѣлали, — пошли выручать англичанъ, отъ которыхъ никогда не видѣли ничего, кромѣ зла».

Противники Ганди указывали и на то, что опытъ міровой войны былъ въ его дѣятельности не первымъ: въ пору трансваальской войны онъ также стоялъ за англичанъ, хотя признавалъ, что право на сторонѣ буровъ. По мнѣнію Ганди, индусовъ одинаково угнетали и буры, и англичане; однако, индусы должны были предварительно попытаться убѣдить Англію, что ей не слѣдуетъ воевать съ бурами; а такъ какъ они этого не сдѣлали, то, какъ граждане британской имперіи, они обязаны, и т. д. Были у него и другіе доводы, — я привожу наиболѣе характерный. И тогда, какъ теперь, политическая діалектика Ганди у европейцевъ должна была вызывать нѣкоторое чувство неловкости, — за себя или за него, это ужъ каждый рѣшитъ по своему.

Впрочемъ, ссылка враговъ на то, что Ганди обманывали и прежде, его никакъ смутить не могла бы: онъ самъ писалъ, что сторонникъ Сатіаграхи долженъ и въ двадцать первый разъ повѣрить человѣку, обманувшему его двадцать разъ. Будемъ надѣяться, что ужъ въ 22-й разъ махатму не обманутъ, — если вообще здѣсь можно говорить объ обманѣ. Какъ бы то ни было, споръ индусовъ о прошлогодней оріентаціи насъ вообще мало интересуетъ. Важнѣе морально-философская драма самого Ганди. Ошибся ли онъ въ оріентаціи или не ошибся, — куда же дѣвалась Сатіаграха?

Зато Сатіаграха примѣнялась послѣ войны въ борьбѣ съ англійскимъ правительствомъ за Свараджъ. Разсказывать исторію этой борьбы не стоитъ, — она ничѣмъ не отличалась отъ борьбы съ бурами. Сказка про бѣлаго бычка, развязки которой мы и по сей день не знаемъ. Непротивленіе злу насиліемъ, неучастіе въ злѣ... Неучастіе въ злѣ шло такъ далеко, что, по наставленію Ганди, индусы взяли своихъ дѣтей изъ англійскихъ школъ. Противъ этого рѣшительно высказался Рабиндранатъ Тагоръ. Онъ не безъ основанія говорилъ, что, если хорошей индусской школы нѣтъ, то нельзя отказываться отъ англійской. На это Ганди отвѣчалъ критикой англійскаго воспитанія и европейской культуры вообще.

Изъ проповѣди неучастія въ злѣ выросла идея бойкота британскихъ товаровъ. Появилась знаменитая прялка, Ганди рекомендовалъ заняться пряжей всѣмъ индусамъ. Этотъ совѣтъ онъ далъ проституткамъ, на митингѣ которыхъ, не безъ театральности, появился въ 1921 г., — идея не блистала оригинальностью: у насъ въ свое время, если не въ жизни, то въ повѣстяхъ съ честнымъ направленіемъ, студенты покупали для «падшихъ созданій» швейныя машины. И то же самое Ганди предписалъ Рабиндранату Тагору: «Всѣ должны прясть. Пустъ займется пряжей и Тагоръ! Таковъ долгъ этого дня, а о завтрашнемъ подумаетъ Господь Богъ».

Все это было элементарно, — конечно, превышало средній уровень европейской политической элементарности. Было бы безполезно спрашивать Ганди объ его отношеніи къ республикѣ, къ монархіи, къ диктатурѣ, къ соціализму. О большевикахъ онъ въ свое время высказывался рѣзко-отрицательно. Въ послѣднее время — быть можетъ, подъ вліяніемъ Ром. Роллана — онъ сталъ сдержаннѣе и въ оцѣнкѣ большевиковъ. По крайней мѣрѣ, въ Парижѣ онъ уклонился отъ отвѣта на вопросъ о своемъ отношеніи къ совѣтскому строю, сославшись на незнакомство съ предметомъ. Вѣроятно, онъ все-таки кое-что о совѣтскомъ строѣ слышалъ? Въ крайнемъ случаѣ, онъ могъ намъ посовѣтовать бороться съ большевиками посредствомъ Сатіаграхи, и мы его поблагодарили бы за этотъ цѣнный совѣтъ.

Впрочемъ, результаты проповѣди Ганди были довольно неожиданные. Такъ, напримѣръ, въ Индіи англичане могли бы философски относиться къ Сатіаграхѣ , если-бъ гандисты ее выполняли совершенно точно. «Неучастіе въ злѣ» имѣетъ непріятныя стороны: въ нетребовательной странѣ, какъ Индія, прялка серьезно конкуррируетъ съ Манчестеромъ. Но энтузіазмъ прялки можетъ пройти, Манчестеръ можетъ приспособиться. А противъ «непротивленія злу насиліемъ» англичане, навѣрное, ничего не имѣютъ. Бенгальскіе террористы безпокоятъ ихъ гораздо больше. Однако, не всѣ индусы понимали Ганди правильно. Онъ ѣздилъ по Индіи, — то въ поѣздѣ, то въ телѣжкѣ, то верхомъ на слонѣ, — собиралъ народъ и говорилъ рѣчи. Въ этихъ рѣчахъ махатма объяснялъ индусамъ, сколь гадокъ англійскій «сатана», — а затѣмъ призывалъ ихъ относиться къ сатанѣ любовно, какъ къ заблуждающемуся брату. Но вторая часть завѣта Ганди имѣла гораздо меньше успѣха, чѣмъ первая. Онъ самъ говоритъ, что ему «было трудно заинтересовать народъ мирной стороной Сатіаграхи». Изъ проповѣди «непротивленія» выростало «противленіе». Махатма въ своихъ рѣчахъ горячо осуждалъ индусскихъ террористовъ, — а ихъ число отъ его рѣчей увеличивалось не по днямъ, а по часамъ. Въ Пидхуни, въ Ахмедабадѣ результаты проповѣди непротивленія были таковы, что самъ Ганди пришелъ въ ужасъ и, со свойственной ему добросовѣстностью, признался въ своей «гималайской ошибкѣ» («гималайской» — по размѣру): его слушатели были недостаточно подготовлены къ Сатіаграхѣ.