Лев Данилкин - Клудж. Книги. Люди. Путешествия

Однако ж самое опасное в космосе даже не инопланетяне и не пыль-убийца, а люди, обычные люди.

Разумеется, вы разумный человек и не собираетесь ни с кем ссориться в таких неподходящих условиях. Но представьте, что у другого космонавта – который тоже выращивает зеленый лук – улетит колпачок от зубной пасты и залетит к вам в рот? А если еще через пять минут вы вдохнете крошку хлеба, за которой этот болван не уследил? А если ночью ему вздумается храпеть? Замкнутое пространство; канализировать раздражение невозможно.

Нет, это вам не суборбитальный самолет – тут будут приключения, обязательно будут.

Что на самом деле нужно настоящему потенциальному космическому путешественнику – так это какая-нибудь добротная угроза: известие о комете, которая столкнется с Марсом или Венерой, нашими соседями, и устроит опосредованный коллапс Земле; вторжение инопланетян или злокозненный комплот Саудовской Аравии, Северной Кореи и Южного Судана, который сделает Землю необитаемой.

Тогда, вместо того чтоб клепать приложения для айстора, люди займутся тем, чем им и следует – поиском планетыдвойника, терраформингом Марса, полетами на спутник Юпитера – Европу и сбором антивещества для экспедиций на расстояния, измеряемые световыми годами.

И даже если «запасная планета» так и не найдется, даже если вы каждый день будете блевать в собственный шлем, все равно выполнять такую миссию – это круто; путешествие ни в одну страну, ни на какую территорию не сравнится с настоящим путешествием в космос.

Напоследок – хорошая новость. В 2029 году к нам прилетит астероид Апофис. Он пройдет либо очень близко к Земле, либо врежется в нее. Чтобы этого избежать, придется высаживаться на него, закладывать атомную взрывчатку, затем взлетать оттуда; дело найдется для всех – и для профессиональных космонавтов на зарплате, и для путешественников-добровольцев, и для туристов.

Известно, что в коллективном сознании жителей России витает идея сделать страну а) livable (в переводе – пригодной для жизни «среднего класса»); б) «конвертируемой» – то есть местом, где, как в Лондоне, Брюгге и Амстердаме, будут пастись существа высшей расы – иностранцы. Начальство знает об этом и в целом относится к чаяниям избавиться от чаадаевско-декюстиновского клейма благосклонно.

Особенно ощутимы ребрендинговые потуги в Москве – где теперь шагу нельзя пройти, чтобы не вляпаться в какой-нибудь каток, центр современного искусства или трехзвездочную гостиницу.

Между тем, несмотря на колоссальные средства, вложенные в обретение «новой физиономии», Россия попрежнему демонизирована мировым сообществом, никакого туристического бума нет и в помине, а буржуазия, хоть ты тресни, не верит в перспективы вестернизации и под разными предлогами, от невозможности защищать интересы «Кировлеса» до дороговизны иномарок, норовит, согласно последним исследованиям, улизнуть на ПМЖ в Испанию.

Минуточку… – в Испанию? что такое, спрашивается, есть в этой Испании, что туда все стремятся? Приходилось ли вам слыхать когда-нибудь об «эффекте Бильбао»? Нет?

Во второй половине 1990-х архитектор Фрэнк Гери по заказу муниципалитета испанского города Бильбао выстроил удивительное здание – филиал Музея Гуггенхайма. Диво дивное, чудо чудное, оно напоминает гибрид артишока и летающей тарелки… Геббельса и Клары Цеткин… как бы то ни было; факт тот, что, именно благодаря этому зданию за считаные годы – если не месяцы – в городе, ранее известном разве что как гнездо баскских сепаратистов, своего рода испанский Ачхоймартан, началось процветание. Сюда хлынули туристы со всего мира – а затем и инвестиции. Тотчас же был отчеканен особый термин – «эффект Бильбао»: вы нанимаете какого-нибудь дорогого архитектора, строите некий – один! – архитектурный объект, который – бац! – становится «знаковым» или даже «иконическим» и выступает катализатором «обновления» окрестностей – а уж затем вокруг него выстраивается «идентичность». Влажная, сами видите, фантазия любого политика, работающего на местности, чей потенциал считается недооцененным.

Как никому в Москве/России, страстно желающей претерпеть именно такого рода метаморфозу, не пришло в голову сделать что-то подобное – уму непостижимо; ведь ни в столице, ни где-либо еще, странным образом, нет такого «иконического здания» – само существование которого могло бы стать источником быстрых – напоминающих волшебство – перемен. Ни собор Василия Блаженного, ни Мавзолей, ни главное здание МГУ, при всем уважении, с этой функцией никоим образом не справляются. Учитывая тот факт, что «бильбаоизация» – похоже, единственный рецепт, который еще не попробовали здесь применить, разве неправомерно предположить, что превращение страны – и радикальная мутация общества – за счет иконического здания есть не что иное, как самая реальная из всего спектра перспектив, существующих здесь и сейчас.

Разумеется, тотчас же встает вопрос – что такого необычного следует построить в Москве, чтобы «эффект Бильбао» проявился во всей полноте и с гарантией?

О том, что это может быть, следует спрашивать не архитекторов, а тех, кто знает Россию лучше всего: разумеется, писателей. Неплохим подспорьем – и кладовой свежих идей – могло бы стать творчество В. Г. Сорокина, чей статус главного литератора современной России вряд ли кому-то придет в голову оспорить. В его книгах, в частности в «Метели» и «Теллурии», описывается фантасмагоричная, но хорошо узнаваемая Россия будущего, главная особенность которой – диспропорция, странное искажение размеров. Здесь на каждом шагу встречаются объекты, напоминающие обычные, но увеличенного или уменьшенного размера – вроде «малых лошадушек» и хтонических великанов. Очевидно, что диспропорциональность, нарушение естественных масштабов здесь – всего лишь естественная реализация метафоры, описывающей феномен жизни в стране, чья идентификация в значительной степени обусловлена присущей ей «несоразмерностью»: здесь слишком большие пространства, гипертрофированно большое государство и – карикатурно маленький человек (ср. тема «маленького человека» в классической русской литературе).

Разумеется, с точки зрения архитектурных стандартов причудливо несоразмерное – и намеренно нелепое – здание кажется ошибкой, чем-то заведомо неприемлемым. Но разве крупнейшие достижения отечественной цивилизации не были результатами, по сути, великих ошибок? Да, развалили страну в 1917 году, есть грех, – но за пять лет отстроили государство сильнее прежнего. Опростоволосились с пактом Молотова – Риббентропа – и выиграли войну. Ошиблись в начале 1950-х в расчетах веса атомной боеголовки на ракете – получили возможность поставить на нее корабль, способный вместить человека, и десять лет спустя стали первыми в космосе.