Валентин Зорин - Мистеры миллиарды

Это не отвлеченный интерес и не просто зависть к удачливому собрату, выбившемуся в большие забияки. В один из дней пребывания в Америке мне случайно довелось быть свидетелем любопытной сцены. Измученный влажной духотой и лихорадочной нервозностью, царящей в разгаре дня на бирже Уолл-стрита, я зашел в небольшой бар на одной из маленьких улочек, чтобы промочить горло чем-нибудь холодным. С запотевшим бокалом пива в руках я сел за стол в углу зала. За соседним столиком расположилась компания мужчин неопределенного возраста, по виду и одежде которых нетрудно было догадаться, что это маклеры с Уоллстрита.

Надо сказать, что завсегдатаи биржи несут в своем облике некую неуловимую печать, позволяющую почти безошибочно отличить их в толпе. Одетые почти одинаково, с лицами, на которых длительное пребывание на бирже наложило какое-то однотипное выражение — неподвижная мускулатура лица и беспокойно бегающие глаза, — они выделялись среди других своей непохожестью на окружавших и какой-то удивительной монотонной похожестью друг на друга.

Я не интересовался их разговором, пока до моего слуха несколько раз не донеслось знакомое имя — Чарльз Торнтон. Тогда, каюсь, профессиональное любопытство взяло верх над мамиными уроками благовоспитанности, утверждавшими, что нехорошо прислушиваться к беседам посторонних, тебя не касающимся. Я навострил уши.

Вскоре мне стало ясно, что один из маклеров представляет здесь интересы калифорнийских компаний и только что вернулся из Лос-Анджелеса, где находился по каким-то своим делам. Его коллеги учиняли ему пристрастный допрос о Торнтоне. Их интересовало все, каждая мелочь, не только и, я бы даже сказал, не столько положение дел в «Литтон индастриз», сколько манеры, личные привычки, ухватки, времяпрепровождение Торнтона. С удивительной скрупулезностью приехавший выкладывал коллегам все, что ему было известно, какую-то, как думалось мне, мелочную дребедень.

В тот же день я с улыбкой рассказал знакомому дельцу о случайно подслушанной беседе.

— Ну совсем как на деревенской завалинке, — говорил я. — Деловые люди, а интересуются какими-то пустяками, вовсе не имеющими отношения к бизнесу.

Мой собеседник серьезно посмотрел на меня и возразил:

— Вы ошибаетесь, сэр. Это имеет отношение к бизнесу, и притом самое непосредственное. Акции «Литтон индастриз» удивительно быстро повышаются в цене. Настолько быстро, что у привыкших к осторожности биржевиков закрадывается серьезное сомнение, и многие говорят, что тут дело нечисто. Привычная осторожность подсказывает держаться в стороне и в эти акции деньги не вкладывать. С другой стороны, уж очень соблазнительны возможности, с ними связанные. В наших делах имеют значение многие обстоятельства, в том числе и мелочи. В расчет принимается все, не только деловой стиль и почерк хозяина корпорации, не только его квалификация и степень деловой корректности, но и его жизнь, привычки, слабости и даже, если хотите, покрой одежды и марка его автомашины. Все это, конечно, имеет неодинаковую степень важности, но требования нашей профессии делают необходимым брать в расчет все. Ведь мы должны решать вопрос, стоит или не стоит вкладывать доллары в это дело. А когда речь касается долларов, ничто не является мелочью.

Сентенция любопытная и многозначительная. Успехи торнтоновской компании привлекли внимание к ее хозяину. Но у него еще нет устоявшейся репутации. И деловые люди тщательно и всесторонне изучают этого нового в мире большого бизнеса человека, взвешивают, сопоставляют. Правда, Торнтон нелегкий объект как для физиономиста, так и для тех, кто по внешним чертам и деталям быта захотел бы составить представление об этом процветающем дельце.

Обтекаемость — вот, пожалуй, слово, больше всего подходящее к его внешнему облику, ухваткам, стилю. Когда Торнтон одет не в красную ковбойскую рубашку, а в обыкновенный костюм делового человека, когда он восседает не в седле во время своих утренних верховых прогулок, а в конторе своего оффиса, он, право же, ничем не выделяется среди тысяч таких же точно деловых людей, которых вы ежедневно встречаете в конторах корпораций и банков. Несколько выше среднего роста, плотный, с тщательно напомаженными волосами, он своим внешним обликом как бы стремится подчеркнуть свою обычность, стремление ничем не выделяться среди себе подобных. И лишь тяжелый взгляд исподлобья, глубокие складки у опущенных книзу уголков рта и твердая линия подбородка выдают недюжинную волю и характер.

Характеристики Торнтона, которые я слышал из уст людей, его знающих, сталкивающихся с ним в повседневной деятельности, поражают своей противоречивостью, несхожестью одна с другой. Одни говорят о его обаянии, особом качестве подладиться под любого собеседника, понравиться, очаровать в тех случаях, когда он того хочет; другие, наоборот, отмечают угрюмость, скованность, когда он находится на людях. Некоторые считают его скромным, молчаливым, даже каким-то застенчивым, другим же он представляется вульгарным, резким, дурно воспитанным. Одни обращают внимание на ровность, невозмутимость, манеру не повышать голос даже в минуты гнева, другие утверждают, что это не более чем благоприобретенная привычка, и таким же ровным тоном, каким Тэкс просит у секретаря стакан излюбленной им кока-колы, он может обронить несколько фраз, которые оставят без крова и куска хлеба сотни семей.

Каков же он в действительности, этот Тэкс Торнтон, оседлавший не только своего рыжего конька, но и саму фортуну? Этого не знает никто, кроме него самого. Все имеют дело с оболочкой, тщательно продуманным, выверенным и приспосабливаемым к обстоятельствам внешним обликом. О его внутреннем мире, взглядах, об истинном Торнтоне можно лишь догадываться, основываясь на его делах. Но и то сказать, дела — это не так уж мало. Они дают возможность судить о человеке значительно больше, нежели его слова. Недаром американская пословица гласит: «Дела твои говорят так громко, что я не могу расслышать того, что ты говоришь».

Торнтоновские дела говорят в достаточной степени громко.

Когда изучаешь деловые операции Чарльза Торнтона, то ожидаешь встретить этакого техасского ковбоя, стремящегося на полном скаку схватить и стреножить фортуну, подобно тому как во времена скачек родео ковбои заарканивают и связывают несущегося вперед быка.

Тем более совершенно неожидан этот говорящий ровным голосом, никогда не повышающий его, несколько даже медлительный внешне и порой кажущийся вялым человек. Через несколько минут разговора, правда, впечатление медлительности и вялости исчезает, и видно, что присущие дельцу азарт и темперамент просто-напросто взнузданы твердой рукой опытного наездника. Стремление не выделяться внешне, очевидно, не более нежели прием.