Валентин Зорин - Мистеры миллиарды

Дом, в котором обитает он с женой и двумя сыновьями — двадцатилетним Чарльзом Торнтоном-младшим и восемнадцатилетним Уильямом, — расположен в самом фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса. Шикарная вилла, отделанная под испанский замок, всем своим видом являет благополучие своих обитателей. Само название пригорода — Холмби-Хилз — является в мире здешних состоятельных людей доказательством респектабельности. Соседние дома принадлежат семье Уолта Диснея и Бинга Крозби — короля американских шансонов. Свою виллу Торнтон перекупил у Фрэнка Синатры, соблазнив этого популярнейшего певца отступными, вложив в переоборудование и перестройку дома, сооружение плавательного бассейна, декоративную роскошную и диковинную зелень значительные средства.

И все-таки физиономистика и изучение хотя бы и под лупой привычек и манер Чарльза Торнтона, что бы там ни говорил мой знакомый биржевой маклер, для объяснения его успехов и степени надежности его бизнеса, дает неизмеримо меньше, чем изучение хотя бы одной его деловой операции, ее замысла, ее стиля...

Захватив важные позиции в области электроники, оказавшись там одним из первых и потому успев снять наиболее жирные пенки, Торнтон вкусил все преимущества оказавшегося впереди. Ныне на возделываемом поле он уже далеко не единственный пахарь. Привлеченные огромными прибылями, сюда ринулись многие любители кусков пожирней. Среди них такие могущественные и опасные конкуренты, как морганы, дюпоны, да и Говард Хьюз, на спине которого Техасец взобрался на вершину, также стремятся наверстать упущенное.

Хьюз ведет ожесточенную, не на жизнь, а на смерть, да еще окрашиваемую личной ненавистью борьбу с изменившим ему Торнтоном, перехватывая у него многие выгодные правительственные заказы. И если у президента «Литтон индастриз» есть такое неоценимое преимущество, как обширные связи в Вашингтоне, то и Хьюз не лыком шит. За его спиной одно из крупнейших современных состояний Америки — что-то около миллиарда долларов, которые ставят его в один ряд с такими акулами бизнеса, как Гетти и Хант. А по американским условиям это аргумент увесистый.

Усиление конкуренции, обострение грызни вокруг прибыльных заказов правительства усложнили торнтоновский бизнес. Люди, ему близкие, в последнее время с беспокойством отмечают некоторое снижение прибылей компании, тучи, сгустившиеся на ее горизонте. Ход, предпринятый в сложившейся обстановке сверхтекучим электронным королем, настолько характерен для его методов, да и вообще для почерка предпринимателей новой формации, что о нем следует упомянуть особо.

В самом деле, что предпринял бы в условиях ухудшившейся конъюнктуры, беспокоящих перспектив предприниматель старого толка? По всем законам уолл-стритского благоразумия он должен был бы несколько поумерить пыл, уменьшив активность, осуществить страховочные меры, вложив часть капитала в какие-нибудь пускай и не слишком доходные, но зато надежные ценные бумаги — облигации правительственных займов или что-либо в этом роде.

А что предпринимает Торнтон? Нечто прямо противоположное. Его шаг заставляет удивленно поднимать брови маститых банкиров, вызывает целую радугу эмоций — от священного ужаса до нескрываемого восхищения у предпринимателей всей страны. Собрав значительные суммы, мобилизовав многомиллионные резервы своей компании, позаимствовав крупные средства у тех банков, которые согласились поддержать ринувшегося очертя голову в новое предприятие Тэкса, он ухватился за освоение морских глубин.

Когда стало известно, что «Литтон индастриз» взяла на себя конструирование глубоководных аппаратов — подводных лодок, батискафов, специальной аппаратуры, к Торнтону ринулась целая орава корреспондентов. Сначала он всячески избегал отвечать на вопросы любопытствующих репортеров, а когда счел, что момент для рекламы наступил, пространно высказался. «Суша занимает лишь четвертую часть поверхности земли, — заявил он, — а взгляните, какое количество людей, потребности которых все растут, населяют ее. Океанография так же достойна внимания, как космос. Она обладает огромными возможностями».

Но в конце концов он бросил фразу, которую можно считать ключевой: «Космос — это, конечно, очень хорошо и прибыльно, — сказал он. — Но в космосе не хватит места всем компаниям и корпорациям, стремящимся туда попасть. Скоро там будет слишком тесно. А в глубинах океана пока просторно».

Все это уже ближе к делу. Это уже больше похоже на Торнтона. Стремление делать деньги, делать их в возможно большем количестве, делать их на чем угодно вполне традиционно для американского предпринимателя. Новым, характерным для представителей современной его формации является стремление и умение поставить себе на службу новейшие открытия человеческой мысли.

Конечно же, надо отдать справедливость торнтоновскому умению находить новые и выгодные области деятельности, определенному предвидению, если хотите. Но сам Торнтон не считает нужным строить из себя исследователя, пекущегося о будущем науки. Он открыто говорит о богатствах, таящихся в недрах океанов, о перспективах дивидендов, и нанятые им специалисты уже начали работы по изысканию, целью которых является извлечение полезных ископаемых со дна морского и превращение этого ныне дорогостоящего эксперимента в дело рентабельное и прибыльное.

И еще одна характерная особенность. Деятели типа Торнтона стремятся впрячь в повозку своих барышей не только научные идеи. Они постигли — и считают это одним из важнейших своих открытий — то, что можно извлечь при помощи рычагов государственной власти. Если толстосумы прошлого века высокомерно третировали вашингтонскую камарилью, если старый Морган мог продержать в своей приемной министра и отослать его прочь, так и не приняв, если основатель фордовского концерна выбрасывал в корзину президентские письма, не распечатав их, то Торнтон и иже с ним действуют совсем иначе.

Отдавая себе отчет в той роли, которую играет в современном капиталистическом обществе государственный аппарат, эти деятели не жалеют усилий для того, чтобы получить доступ к рычагам и педалям государственной машины. Вот один лишь эпизод, многое освещающий в пружинах необычайной торнтоновской карьеры, снимающий многие знаки вопроса, которые могли бы возникнуть.

Однажды репортер одного из американских журналов решил посмотреть, что происходит в Пентагоне ночью и на рассвете. Получив соответствующий пропуск и расхаживая по бесконечным коридорам огромного бетонного шестиугольника вашингтонского министерства обороны, он встречал лишь дежурных. Но, оказавшись около кабинета тогдашнего главы Пентагона министра обороны Роберта Макнамары, он заметил, что в кабинете горит свет. С чисто репортерской бесцеремонностью приоткрыв дверь, он обнаружил мирно беседующих Макнамару и еще одного человека, в котором узнал известного ему по фотографиям Чарльза Торнтона. Взглянув на часы, репортер крякнул от удивления: стрелки показывали пять часов тридцать минут утра.