Александр Хинштейн - Кризис

Парадокс, но один из лучших российских министров финансов совершенно не знал ни экономики, ни финансов. По образованию Витте был математиком и даже кандидатом наук. По прежней специальности — инженером-путейцем (проще говоря, железнодорожником).

Их знакомство с царем произошло самым необычным способом. В 1886 году августейшая семья совершала поездку на Юг. И вот во время следования некий путейский начальник в присутствии царя осмелился заспорить с его адъютантами, которые требовали прицепить к составу два могучих грузовых паровоза. На все уговоры путеец отвечал твердо: не дам, вы сломаете государю голову!

Адъютанты лишь посмеялись, строптивого железнодорожника слушать никто не стал. А вскоре царский поезд действительно сошел с рельс и накрыл собой всю династию. Рассказывали, что сам Александр будто бы несколько минут держал прогнувшуюся крышу вагона на богатырских плечах, пока дети его выбирались на волю.

Калита Иван (7-1340) — князь московский, великий князь Владимирский с 1328 г.

Собиратель земель вокруг Москвы. Больше покупал, чем отвоевывал. Образец «эффективного хозяйственника» на московском троне. Недруги России любят цитировать Карла Маркса, характеризовавшего Калиту как «смесь татарского заплечных дел мастера, лизоблюда и верховного холопа», что, совершенно несправедливо

Правда это или только красивая легенда — нам неведомо, но то, что император строптивого путейца после крушения вспомнил добрым словом факт исторический.

Александр не только разыскал Витте (а, как вы уже догадались, этим упрямцем был именно он), но и вскоре назначил начальником департамента железнодорожных дел при министерстве финансов. Более того, он даже доплачивал ему из личных денег, чтобы компенсировать потери в зарплате. (На железных дорогах жалованье тогда было много больше, чем на государевой службе.)

Через три года Витте стал министром путей сообщения. Еще через полгода — министром финансов [59].

Поначалу от повышения он всячески отказывался:

— Я совсем не знаю финансов, государь…

— Иван Калита тоже не знал! — отрезал Александр.

Царь не ошибся: личные качества Витте оказались важнее обучения в ФИНЭКе или в любой из бесчисленных ныне бизнес-школ.

Приняв ведомство с дефицитом бюджета в 74 миллиона рублей, уже очень скоро он сумел не только добиться профицита, но и ежегодного прироста казны на 10,5 %. И это без всякой инфляции и перегретого печатного станка, а за счет грамотной экономической политики, промышленного подъема и дополнительно введенных налогов.

К примеру, установленная в 1894 году по его инициативе гос-монополия на торговлю спиртными напитками приносила до четверти всех поступлений в казну.

Провинциал Витте не признавал условностей высшего света. На службу он подбирал людей по одному только критерию — хватка и профессионализм. И очень, кстати, гордился потом, что из его ближнего круга вышла целая плеяда государственных деятелей, включая трех (!) министров финансов.

Здравомыслящий инженер и практик, он сумел провести одну из самых блестящих денежных реформ в мировой истории.

Как тут не процитировать Бонапарта: «Политика — есть здравый смысл, примененный к большим делам». Нам всегда вспоминаются эти слова, равно как и дела нефинансиста Витте, когда звучат благомудрые речи профессионалов вроде Кудрина, Игнатьева и К°, что госфинансы — есть дело наисложнейшее и среднему умишку недоступное…

С точки зрения современных монетарных гениев путеец Витте, может, и был средним умишком, но результаты его финансовой реформы, а особенно влияние ее на общее развития российского хозяйства, с нынешними временами не сравнить. В гораздо более благодатную сторону.

Именно при Витте Россия вышла на 5 место в мире по объему ВВП (впереди только колоссальная Британская империя, огромная колониальная Франция, США и Германия). И, что гораздо важнее, на 1-е — по темпам его (ВВП) роста. При том, что основной статьей экспорта были не газ и нефть, а зерно. И много, кстати, чего еще. Скажем, только продажа сливочного масла давала России больше валютной выручки, чем весь экспорт золота вместе взятый. А золота на сибирских приисках добывали и вывозили — ой, как немало.

Но вернемся к финансовой реформе инженера Витте. В середине XIX века европейские страны стали переходить на «золотой стандарт»: курс национальных валют жестко привязывался к золоту. Валюты соотносились друг с другом через золотое содержание. «Золотой стандарт» просуществовал вплоть до Второй мировой войны [60].

России Александра III тоже необходимо было следовать этому примеру, в противном случае наша экономика могла бы оказаться в том же неутешительном положении, что и индийская.

В мае 1895-го переход на «золотой стандарт» начался. Металлическое содержание рубля Витте уменьшил на треть, а кредитный рубль приравнял к золоту, жестко ограничив объемы эмиссии.

Одновременно Витте добился замены 5-6-процентных облигаций займов, ходивших на иностранных рынках, на новые займы — с процентами ниже и более длительным сроком погашения. Сверх того, эти ценные бумаги были размещены во всех странах Европы: в Германии, Франции, Англии, Голландии.

В итоге рубль стал действительно валютой — его принимали в любых банках мира. Все знали: рубль — это то же золото.

На вновь выпущенных кредитных билетах так прямо и писалось: «Государственный Банк разменивает кредитные билеты на золотую монету без ограничения суммы, размен кредитных билетов на золотую монету обеспечивается всем достоянием государства» [61].

Только с началом Первой мировой обмен бумажных денег на золото был прекращен, до 1914 же года Россия имела самую устойчивую валюту в мире. Таким деньгам верили и русские, и иностранцы.

В российскую промышленность хлынул заграничный капитал. Высокие пошлины, введенные Витте, препятствовали ввозу иностранных товаров, однако можно было построить предприятия и продавать уже готовую продукцию. Естественно, без каких-либо пошлин.

Но наряду с явными плюсами у «золотого стандарта» имелись и столь же явные минусы. С одной стороны, он ограничивает денежную массу, экономика меньше склонна к инфляции. Но с другой — возникает и дефицит денег.

Нет денег — производство начинает падать; продукцию просто некому продавать. Марксисты тут же галдят про «кризис перепроизводства», а очень часто это просто нехватка «живых» денег.

Под занавес XIX века в Европе как раз занялся такой кризис — и тут же перекатился в Россию. Начиная с 1899 года, обесценились акции сотен промышленных предприятий, обанкротились многие банки.