Абдурахман Авторханов - Ленин в судьбах России

Из истории становления большевизма можно наблюдать, что его ведущими чертами является органический синтез двух его компонентов: организация и насилие, то есть организованное насилие или насильственная организация. Выключите из этих двух элементов один элемент — тогда большевизма вообще нет. С приходом к власти оба эти элемента усовершенствовались, "материализовались", а организованное насилие приобрело характер универсального метода управления не только в области политики и экономики, но и во всех сферах духовной жизни нации. Дореволюционный лозунг Ленина — "партийность" в философии, эстетике, этике, литературе, искусстве — как раз и стал тем краеугольным камнем, на котором Сталин потом возвел свое чудовищное здание морально-этической дегенерации общества. Источник сегодняшних трудностей не в "застое", не в "культе", не в "бюрократизме", а в моральной философии Ленина. Только диву даешься, откуда у вождя и организатора большевизма — человека высокообразованного, происходящего из интеллигентной семьи, получавшего на протяжении всех своих гимназических лет за Закон Божий и за поведение высшие отметки, а гимназию кончившего с золотой медалью, — откуда, спрашивается, у такого человека скопилось столько злобы и ненависти к личности, к личностным ценностям людей, холодного равнодушия к их судьбе. Порой, правда, бывали моменты, когда в Ленине под влиянием минутных эмоций от чтения или при слу-шаньи музыки своего любимого Бетховена вспыхивали проблески человечности, но он тут же как бы отряхивался от этой "мещанской” слабости, приговаривая: "Нет, нельзя гладить людей по головке, всегда надо гладить против шерсти!". То, на что сегодня так жалуется советская публицистика — на отсутствие в обществе политической культуры — это ведь болезнь наследственная. Она идет тоже от Ленина. Яркая иллюстрация тому — история, как Ленин и другие большевики обошлись с Всероссийским Учредительным собранием. Большевики овладели государственной властью. Поэтому правительство Ленина и Троцкого могло и не созвать "Учредилку", как презрительно они окрестили Учредительное собрание. Они его вполне могли распустить после того, как оно отказалось санкционировать большевистский переворот и декреты Второго Съезда Советов. Большевики решили, что этого мало — надо организовать публичное и всеобщее глумление над Учредительным собранием, чтобы отучить русский народ от его вековой мечты о Вече, Земском Соборе, Учредительном собрании, парламентской демократии. Вот некоторые штрихи к сказанному из истории роспуска "Учредилки".

Открытие Учредительного собрания было назначено на полдень 18 (31) января 1918 г. Но советское правительство не соизволило явиться к положенному времени, чтобы открыть его. Проходят минуты, часы, но правители не появляются. Уже четыре часа дня, но Ленин все еще не торопится с открытием собрания. Тогда один из представителей сильнейшей фракции — фракции эсеров — Лордкипанидзе вносит предложение, чтобы старейший из членов Учредительного собрания открыл его заседания, не дожидаясь появления правителей. Старейший, С.ГГШвецов, бывший член "Народной воли", поднялся на трибуну. Что потом происходило, рассказывал секретарь Учредительного собрания М.В.Вишняк:

"Швецов "не спеша поднялся на трибуну, сопровождаемый звериным аккомпонементом, который, раз начавшись, уже продолжался непрерывно — с промежутками только на секунды — в течение всех последующих двенадцати с лишним часов. Стенографический отчет отмечает кратко и сдержанно: "Шум слева. Голоса: "долой", "самозванец", продолжительный шум и свист слева". На самом деле было много ужаснее, гнуснее и томительнее. С выкриками и свистом слились вой, улюлюканье, топание пюпитрами и по пюпитрам. Это была бесновавшаяся, потерявшая человеческий облик и разум толпа… Весь левый сектор (это значит большевики и левые эсеры — А.А.) являл собою зрелище бесноватых, сорвавшихся с цепи. Не то сумасшедший дом, не то цирк или зверинец, обращенные в лобное место. Ибо здесь не только развлекались, здесь и пытали: Горе побежденным! Где же Ленин? Он тут же, в правительственной ложе, в качестве режиссера и постановщика всего этого хаоса, сам не выражается вслух, посылает лишь записки большевистским актерам на сцене и за кулисами и всем своим внешним поведением подчеркнуто демонстрирует свое неуважение и презрение к этому суверену Земли русской, а потом вообще исчезает". Вишняк замечает: "В левой от председателя ложе Ленин, сначала прислушивавшийся, а потом безучастно развалившийся то на кресле, то на ступеньках помоста и вскоре совсем исчезнувший".

Но присутствия Ленина уже и не требовалось. По существу Учредительным собранием руководил не его председатель лидер эсеров Чернов, а командир матросов Дыбенко и его помощник по караулу матрос с "Авроры” Железняков. Роль "народа” играла галерка, которая была набрана по специальным пропускам, подписанным лично председателем Петроградского Чека Урицким. Вот эта шумная, дерзкая и хулиганствующая галерка, собственно, и превратилась в "Учредительное собрание", не давая говорить никому в зале, кроме большевистских и пробольшевистских ораторов.

Как подготовлялось открытие и как проходило Учредительное собрание, подробно описано у биографа Ленина Д.Шуба. В Петрограде Ленин располагал очень ограниченной вооруженной силой, на которую можно было положиться при разгоне Учредительного собрания, а на население столицы вообще не было надежды (при выборах в столице за большевиков голосовали только 15 % избирателей). Поэтому накануне открытия собрания были вызваны надежные большевистские силы: Латышский стрелковый полк и отряд кронштадтских матросов во главе с упомянутым Дыбенко. Так как большие массы рабочих Петрограда собирались устроить демонстрацию в честь открытия собрания и направиться для его приветствия к Таврическому дворцу, то лидеры фракций Учредительного собрания посетили Смольный, чтобы справиться, какая будет реакция правительства на эту демонстрацию. Их принял помощник Ленина Бонч-Бруевич и на поставленный вопрос ответил без всякой дипломатии: "Сначала будем уговаривать демонстрантов, чтобы они расходились по-хорошему, если не разойдутся, то будем стрелять!" (Шуб, стр.329). Это не оказалось пустой угрозой. Когда в день открытия собрания началась многотысячная демонстрация под лозунгом "Да здравствует Учредительное собрание!", то разговор мнимой "диктатуры пролетариата" с подлинным пролетариатом оказался очень коротким. Не имея охоты затевать дискуссию с демонстрантами, Дыбенко отдал приказ своим матросам: "Огонь!" Убитыми оказалось тут же на площади (по данным из кругов Учредительного собрания) около сотни людей, советские источники утверждают, что убитых было "только" девять человек и раненых пара десятков. В ответ на негодование народа против этой бойни, по свидетельству Максима Горького, начальник караула Железняков, "переводя свирепые речи своих вождей на простецкий язык человека массы, сказал, что для благополучия русского народа можно убить и миллион людей" ("Новая жизнь", 17.1.1918). Горький комментирует: "Я не считаю это заявление хвастовством… Миллион "свободных граждан" у нас могут убить и больше могут. Почему не убивать? Людей на Руси много, — убийц тоже достаточно…" ("Новая жизнь". 17 (30) января 1918 г.).