Михаил Вознесенский - Украденная субмарина. К-129

Так прошло два месяца. Слушатели заполнили по целой тетради премудростями подводной геологии и научились дремать на занятиях с открытыми глазами.

Но однажды Уэйна попросили задержаться после занятий.

— Мы зашли в офис страхования. Сопровождавший меня охранник нажал какую-то скрытую кнопку, и, к моему изумлению, стеллаж с документацией вдруг сам собой отъехал в сторону, — рассказывал Коллер съемочной группе документального фильма «Субмарины, секреты, шпионы», показанного американской телесетью Пи-Би-эС в 1999 г. — За шкафом оказалась потайная лестница. Мы поднялись на второй этаж. Призвав на помощь предшествующую спецподготовку и опыт агентурной работы, я лихорадочно соображал: «Что происходит?»

Служащий, которого Коллер прежде никогда не встречал, внимательно разглядывал его конспект.

— Будет очень здорово, мистер Коллер, если вы как можно быстрее выбросите из головы весь этот бред о железо-марганцевых конкрециях. Добывать их примерно то же, что выращивать бананы на Луне.

Повисла пауза. Довольный произведенным эффектом, незнакомец строго сказал:

— Нам понадобилось время, чтобы изучить вас досконально. Проверка завершена. Вы наняты Центральным разведывательным управлением США.

Коллера охватило внутренне смятение: «О нет, только не это! Я не хочу больше работать на правительство. Четыре года этой работы разрушили мой брак. А теперь я вообще все потеряю…» Но он не сказал ничего относительно своих личных проблем. Выдержав новую многозначительную паузу, незнакомец продолжил:

— Я должен сообщить вам еще кое-что… Вы можете быть шокированы, можете быть встревожены, но вы уже участвуете в операции с целью украсть русскую субмарину.

И тогда Коллер подумал: «Я слышал о многих секретных вещах, но эта совершенно невероятна. Я хочу узнать о ней как можно больше!»

13 августа 1968 г.

борт паротурбохода «Советский Союз»

Охотское море

3. 40 (время камчатское)

Старик Кадлубович, второй механик, очки на нос водрузил, заполняет машинный журнал — все! Шабаш ночной вахте. Мне, как самому молодому, неблизкий путь на корму с обрезом. Не с тем, из которого стреляют. С вонючим ведром промасленной ветоши. Еще в помине нет всяких там конвенций о защите моря от загрязнения… валим прямо в кильватерную струю. Мы возвращаемся во Владивосток из «Питера» — так дальневосточники всегда называли Петропавловск-Камчатский.

Пароход наш трофейный. По корпусу крупповская сталь частыми заклепками, величиной в кулак, схвачена намертво. В пассажирских помещениях благородное сияние дорогого красного дерева «кайо» и надраенной латуни. В пятикомнатном правительственном люксе, говорят, вояжировал сам фюрер — на одноименном лайнере. Только это вранье для дремучих камчадалов и неоморяченных салаг. «Адольф Гитлер» на Черном море ходит, он теперь называется «Россия». А наш «Союз» — трофейный германский лайнер «Ганза». Красавца подняли с балтийского дна, и в Варнемюнде гэдээровские немцы из двух труб ему оставили одну и малость укоротили корму. И без того громадина длиною четверть километра. Новичков первые дни водят в столовую за ручку, чтобы не заблудились.

Крепок трофей, именит, из элитной породы рысаков-трансатлантиков. На «Голубую ленту», конечно, уже не тянет, но два турбозубчатых агрегата по 36 тысяч лошадиных сил еще способны разогнать его до 22 узлов. Только сегодня наши бронзовые пятиметровые винты едва воду перемешивают, ползем еле-еле. Такое случается нередко, и всегда в ночь, когда мы Четвертым Курильским проливом входим из Тихого океана в Охотское море. Экипаж давно подметил такую странность. Якобы, штурмана объясняют матросам, (а те — нам, «маслопупам»), что в узком проливе сильное попутное течение из океана, опасно разгоняться. А иногда разгоняемся — и ничего. Что-то тут не то…

Спит пароход. К четырем утра пожарная вахта уже разогнала все парочки из-под брезента спасательных шлюпок да из кожуха дымовой трубы. Труба на самом деле целая башня, самое бойкое амурное место. Там немножко шумно, зато тепло — охотоморский август совсем не лето. Пароход огромный, а уединиться непросто.

Цены первого класса «кусаются», поэтому непритязательные полуостровитяне теснятся в многоместных каютах. Но вообще-то на девять десятых каюты свободны. Причем свободны всегда!

В мореходке нам про интенсификацию, про хозяйственную реформу Косыгина говорили. А кроме нас, Камчатскую экспрессную линию обслуживают еще два здоровенных теплохода, «Русь» и «Ильич». Ходим по кругу друг за другом… Каждый месяц исправно получаем премию. Что же это за план такой? И кто его составлял? Странно.

Нас в экипаже 430 человек. Судно рассчитано на полторы тысячи пассажиров. А возим едва полторы сотни. Раз-другой за лето забрасываем по тысяче вербованных девиц на остров Шикотан, на путину — сайру бланшировать. Не любит начальство таких фрахтов. Трудновато пароходских мужичков «в меридиан» приводить после разгульного рейса. А экипаж терпеть не может новобранцев и дембелей. «Контингент» вповалку укладывают на прогулочную закрытую палубу — и прощайте, «вечера отдыха», танцы с пассажирками!

На «ленинской», — это широченный, как главная улица Владивостока, коридор машинной команды, — за куревом много говорят странного про наш «Союз». Хотя на нашем лайнере так не принято. Здесь «кузница кадров», народ визы загранплавания зарабатывает, выгоднее помалкивать. Один умник пытался высчитать, относится ли он к тому поколению советских людей, которому партия торжественно пообещала жить при коммунизме. Его быстренько списали. Даже странно, что на «ленинской» так свободно языки чешут… Неправильно, дескать, «Ганзу» фашистскую в военные трофеи зачислили. В Западной Германии объявился законный собственник, желает вернуть имущество. Потому наш пароход никогда за границу не выпускают. Захвата опасаются. Когда на Дальний Восток перегоняли, до Сингапура его провожала Черноморская эскадра, а дальше Тихоокеанский флот. «Союз» наш и сейчас постоянно сопровождает подводная лодка. Ну, вот это уже точно глупости!

И в этот момент я ее увидел… Чуть ведро за борт не «смайнал».

Чуть правее от кильватерной струи вскипел бурун. Сначала показалась рубка. С нее потоками стекала вода. Потом, как-то нехотя, на поверхности оказался длинный узкий корпус. Воздух со свистом и фонтанчиками воды вырывался из палубных шпигатов. Совсем рядом, в лунную ночь, все было видно очень отчетливо. Несколько секунд она шла параллельным курсом, потом с каким-то бульдозерным грохотом ожил ее дизель, и субмарина резко отвернула вправо, показывая профиль. И мне навсегда врезалась в память ее непомерно высокая и длинная рубка.