Литературная Газета - Литературная Газета 6583 ( № 3 2017)

Такова почва, на которой появляются новые переводы Шекспира.

Эти так называемые переводы даже отдалённо не напоминают оригинал, а если отдельные строки и привлекают внимание читателя, то исключительно своей глупостью и комичностью. Переводчики-графоманы не могут критически оценить свои возможности и без всякого смущения демонстрируют невежество, плохое знание не только английского, но и родного языка, и дурновкусие.

Сложно выбрать один из множества подобных «переводов». Беру почти наугад: перевод Н. Поленова ("Английская поэзия XIV-XIX века". СПб.: "АНИМА", 2001):

Я смерти жду. Так нищий ищет сна,

По пустоте бесплодно проплутав.

Мошна богатых ввысь вознесена,

Что ей мольба, у веры нету прав.

Гляжу на позолоченную честь,

На подлый торг невинностью с лотка,

На то, что попросту находит лесть,

Над мощью же поставлена клюка.

Вот творчество в служении у лжи,

Вот с кафедры витийствует слепец,

Вот правды перепаханы межи,

И зло владеет благом, наконец.

Так что мне смерть! Я жаждал бы ее,

Когда б не одиночество твое.

Тут что ни строчка, то шедевр: плутающий по пустоте нищий, вознесённая ввысь мошна, клюка, поставленная над мощью, перепаханные межи правды и невинность, которой торгуют с лотка. Это как?! Кто-нибудь может представить эту картину? Понимает ли смысл сам переводчик, или он писал в бреду?

Почему-то более всего в новых переводах не повезло девичьей чести: она и «поруганная стадно» (Тарзаева), и «пущена по кругу» (Н. Голь), и «на вынос и в разлив» (И. Бевко), и её «цвет рукой срывают грубой» (К. Хрусталева). Это было бы очень смешно и забавно, если бы подобные вирши не приписывали Шекспиру.

А вот ещё один «шедевр» из книги «Сонеты Потрясающего Копьем в переводах Вадима Розова» (М.: «Новые авторы», 2012):

Устал от жизни я, нет сил смотреть,

Как плутовство взимает уваженье,

Как радостно ничтожеству коснеть,

Как процветает клятвонарушенье,

Как низко пала родовая честь,

Как развращают нравственность, - доколе?!

Как пошло Красоту порочит месть,

Как шаткость веры губит силу воли,

Как жаждет власть связать нам языки,

Как глупостью врачуется искусство,

Как правду упрощают простаки,

Как добротой играют злые чувства.

Уставший от всего, я смерть молю

Со мной оставить лишь любовь мою.

Единственное верное слово здесь – «доколе». Доколе нам терпеть такое издевательство над Шекспиром? Неужели поэт, журналист, действительный член Академии русской словесности и изящных искусств имени Г. Р. Державина, профессор, доктор литературоведения, член Российского Межрегионального Союза Писателей, Вадим Розов не понимает, что по-русски так не говорят? Ничтожество само коснеть не может, коснеть может только кто-то в ничтожестве. «Врачевать» значит лечить, облегчать страдания, поэтому врачевать искусство глупостью – нельзя. Плутовство не может взимать уваженье, поскольку «взимать» - взыскивать правительством: взимать дань, налоги и тому подобное. Месть не порочит, месть карает. Остальные строки также имеют весьма мало смысла.

У армии «замахнувшихся» нет ни таланта, ни общей культуры, ни понимания Шекспира. Поэтому они не могут подняться до уровня Шекспира, а могут только низвести поэта до своего плинтуса. У некоторых великий бард становится «пацаном с райёна», как у В. Р. Поплавского:

Нет больше сил терпеть. Как жить, когда

За достиженья платят нищетой,

Зато в цене — сплошная ерунда

И за продажность кормят на убой,

В обмен на репутацию — карьера

И проституция — взамен любви,

Доверие утратившая вера

Победно строит храмы на крови,

Искусство обескровлено цензурой

И глупость с умным видом правит бал,

За честность правду окрестили дурой

И невиновных судит трибунал?

Терпеть нет сил. Мне этот мир не нужен,

Но в том, наверно, будет только хуже.

Ну, и как можно назвать подобные «переводы», если не глумлением над гением? Вместо Шекспира они подсовывают нам свои косноязычные вирши, не понимая, что это самая настоящая клевета.

Иногда «перевод» кажется откровенной пародией на Шекспира:

Зову я смерть, я видеть не хочу

Достоинство, влачащееся нище,

Ничтожество, одетое в парчу,

Невинности поятой пепелище,

И вероломства дружелюбный взор,

И совершенство, грязью облитое,

И не по чести почести позор,

И попранную мощь немоготою,

И торжество учености пустой,

И рот искусства, заткнутый жестоко,

И искренность, что кличут простотой,

И добродетель в слугах у порока.

Устал я и охотно смерть приму.

Но как тебе тут будет одному?

Автор «поятой невинности» – некто Сергей Степанов, который не только не постеснялся издать это неприличие, но и заявил в предисловии, что «в переводах Маршака практически нет Шекспира, так как отсутствует стиль Шекспира, отсутствует стих Шекспира - густой, костистый, риторический (т. е. красноречивый!), логически безукоризненный и воисти

ну блистательный. Маршак же многое упростил, разбавил, подкрасил. А кроме того, он слишком многого не увидел (или не захотел увидеть) в тексте оригинала, а стало быть, и неверно перевел» (Степанов С. Сонеты Шекспира. // Уильям Шекспир. Сонеты. http://lib.ru/SHAKESPEARE/sonets).

В самом деле, «достоинство, влачащееся нище» звучит «костисто»!

Авторы этих «творений» почему-то не сомневаются в праве приписывать их великому Шекспиру, забывая, что переводчик несёт ответственность и перед автором, и перед читателем. «Плохой перевод – клевета на автора», - говорил С. Я. Маршак.

Теория Росса развязывает руки таким горе-переводчикам, их деятельность сводит на нет достижения выдающейся русской школы художественного перевода. На примере 66-ого сонета Шекспира мы видим полную несостоятельность этой теории: обилие переводов нисколько не помогает читателю составить объективное суждение о произведении, напротив, образ произведения и его автора искажается до неузнаваемости, не оставляя читателю возможности извлечь хоть какую-то объективную информацию.

И в конце классический вопрос: что же делать? Как защитить Шекспира от издевательств? Когда-то Василий Андреевич Жуковский сказал, что переводчик поэзии – соперник автора. В ситуации с Шекспиром это не соперничество и даже не дуэль, это подлое убийство безоружного из снайперской винтовки. Горе-переводчики убивают Шекспира, убивают саму поэзию. Поэт защитить себя не может, значит, это должны сделать все мы: издатели – объявить мораторий на публикацию новых переводов Шекспира лет на 20 (если случится чудо и появится гениальный перевод, пусть он отлежится, перевод ведь, как вино, со временем становится только лучше); теоретики перевода – бороться с ложными и вредными теориями; литературные журналы – чаще печатать критику перевода; преподаватели – лучше учить английскому, а законодатели – подумать о способах привлечения к ответственности плохих переводчиков и недобросовестных издателей.