Отар Кушанашвили - Не один

Все время, пока вы будете разглядывать фото Ивана Ткаченко, с его огромными глазами, в которых нет ни намека на недовольство жизнью, вспоминайте эту колонку. Невозможно себе представить, что в 2011 году, в эпоху, когда все сбились с ног в поисках моральных авторитетов, которых как не было, так и нет, один парень, маленький в смысле вклада в историю человек, сделал больше, чем мы с вами.

Он наотрез отказывался быть «авторским» благотворителем и перечислял деньги. В аэропорту, за 15 минут до посадки, он послал смс об очередном взносе. Об очередном – потому что этот жест был для него, наверное, такой же нормальной частью дня, как после этого послать смс домой: «Все в порядке, идем на посадку».

Эта история выглядит как фантастическая. Несколько десятков миллионов рублей в стране, где одного миллиона-то не видело 98 процентов населения, он перечислял, потому что считал, что его зарплата огромная.

Насколько этот поступок потряс меня – описывать сейчас не время. Время вспомнить про людей: мы друг про друга ничего не знаем, мы не знаем, кто живет рядом, с кем мы работаем бок о бок – мы не знаем про этих людей ничего. Но иногда, очень редко, к сожалению, с помощью такого ЧП, что само по себе символично, мы что-то о людях узнаем.

Он как будто обменял себя на спасенные жизни. И последнее, чтобы уж совсем вам стало нехорошо у компьютеров. Он мечтал о сыне, и ровно за сутки до этого полета жена ему сообщила о том, что у них будет сын. Недавно он родился, мои спортивные коллеги опубликовали репортаж. Я его не дочитал, потому что не смог по известным причинам дочитывать это.

Но сын родился, и поскольку теперь в этой семье нет папы, я призываю всех, кто убеждает меня, что высшие силы есть, вот теперь проявить свою сноровку – помочь этой семье, зная, что папы нет, верить в то, что он есть. Его просто не может не быть, такого папы.

Жизнь – это Привилегия, а не Право, он говорил. Он говорил, что, в конце концов, все будет хорошо, а если будет хорошо не все, то это еще не конец. Он все время твердил, что грядет наше царствие, когда видел меня унылым, а унывал я непозволительно часто.

Мой папа, ненадолго пережив маму, умер, и я сразу почувствовал себя жалким, мир опустел, утратил цельность, вместе с ним развалился на куски я.

Жизнь есть жизнь, иногда она полна дерьма, и в ней очевиден прагматический аспект, но у сильных людей прагматика попутна добру, но это именно что у сильных, а я, пока не взял себя в руки, был потерянным порождением мощнейшей маминопапиной любви, чего с меня взять, я был смертельно ранен и убил несколько лет на жалость к себе. Многим в любой, даже не самой масштабной, беде слышен погребальный звон, и я не могу винить людей, иногда люди далеко, мозг отказывает.

И тогда работает только Любовь, за любовью следует Уважение к Ушедшему, и тогда ты видишь свет. Трагический сюжет про Максима Транькова и его скончавшегося в молодые 62 папу Леонида Степановича, трагедия с центростремительной композицией сжала мою грудную клетку до прерывистого дыхания, а теперь я думаю, что этот сюжет – про то, как папа любил сына, болел за него и вместо него, а сын не подвел – этот сюжет надо отлить в бронзе.

В Америке, которая вас всех так раздражает, только что не кино собираются снимать про девочку, победившую бронетранспортера С. Уильямс. А тут полная восхищения, боли, света готовая сага о Папе, знавшем, как и мой, что жизнь это привилегия, а не право, но права сдаваться, права ныть нет, и если ты следуешь, как Максим, этому завету, привилегия обернется Победой.

У Деметрадзе в моей Грузии была репутация трудяги, но трудяги веселого, живчика, кровь с молоком, балагура, взращенного нищей, но гордой семьей и хулиганистой, но справедливой улицей.

Сейчас, когда мне столько лет, что можно обоснованно цитировать пиита: «Мельтешит предо мной одиссея моя. Кинолентою шосткинского комбината», я точно помню, что мы все – что в Кутаиси, что в Тбилиси – хотели стать футболистами. А Деметрадзе так хотел, что стал.

Про него вся Грузия догадывалась прежде, а теперь, когда он вышел из тюрьмы, знает точно, что он яркое воплощение классической максимы «Человек – это не то, что сделало из него время, а то, что сделал из себя он сам».

Удовольствие, граничащее со слезоточивым зудом, которое я испытал, когда в программе «Удар головой» скайп высветил лукавую физиономию Георгия, не закодировать даже подвластными мне и так раздражающими вас выспренними словами.

Он ни на йоту не изменился, футбол обожает по-прежнему, сияет, когда речь о мяче заходит.

На тренерский мостик он пока не зарится, вообще пока не хочет думать ни о чем таком, хочет отдохнуть и успокоиться. Если учесть, что сидел он – ВНИМАНИЕ! Такой статьи больше нигде в мире нет! – за то, что ЧТИЛ ВОРОВСКИЕ ТРАДИЦИИ, шансов выйти досрочно у него было мало, но шансы были. Ему предлагали пять раз накатать бумазею о помиловании, но он виновным себя не считал.

В тюрьме он более всего боялся за родителей, главным достижением считает, что никто не смотрит на него косо, в монстра не превратился, по кабакам – наверстывать – не хочет, а хочет заново научиться жить, без помпы, без ненависти, с открытым сердцем, ставшем еще, кажется, больше. Это сердце, говорит он, учащенно подсказывает ему, любимцу аонид, что пора бы найти одну аониду, навсегда.

И больше не оказываться в мутное время в мутном месте с мутными людьми.

Которые, впрочем, его тоже обожают.

Певец-певица Бой Джордж, который был популярен 528 лет назад, обозвал нашу красавицу, нашу гордость Лену Исинбаеву «тупой шлю…», и я не понимаю, почему повредившемуся в уме ничтожеству никто до сих не намял бока.

Время нещадно, оно многих превратило в пустые места, БД – одна из жертв, нестильно и неостроумно доживающих свои дни, даже Арнольд Ш. вернулся в нашу жизнь не через твиттер, а в кино – и настолько нелеп, что впору говорить о суициде, а уж Бой Джордж-то, про прозябание которого не помнят даже его родственники…

Но у меня не короткая память, и я не злыдень, я отчетливо помню, как танцевал четыреста лет назад под БД, он был, между прочим, одаренным музыкантом, пока не мутировал в раскрашенную хавронью.

Хавронья недовольна, вернее, в ярости от суждений Исинбаевой про однополую любовь, высказанных после триумфа на московском ЧМ в связи с дурацкой темой бойкота сочинских игр ввиду отношения русских властей к гомосексуализму. (Ненавижу такие громоздкие формулировки, сообщающие ненависть к самому процессу письма! Но очень важная, релевантная тема, я Исинбаеву, как и любую нашу девушку, в обиду ничтожествам не дам).