Отар Кушанашвили - Не один

Или объясняя нижайший уровень кино в стране гегемонией Михалкова и Бондарчука, узурпировавших все. Натурально, я ожидал, что многие назовут падение метеорита, но не все же опрошенные из 45 умных наших сограждан! Многие даже гривуазно шутили на эту тему.

Ни один человек не вспомнил про возрождение звания Герой Труда. Но все говорили про авиакатастрофы, которые вынуждают пересесть на поезда (когда это возможно).

Почти все взрослые голосовали за четвертование руководителей ЖКХ. Может, кого-то это бы удивило, но не меня – то, что даже недоросли считают факт недопущения войны между США и Сирией фактом важнейшим, а то, что это во многом заслуга нашего Президента, молодыми почитается как гордость.

Для справки, могущей взбесить либералов или, как их там, фронду: о прошлом годе, когда я проводил такой же опрос, о Первом не говорил никто, тем паче почтительно.

Фамилии Ройзман, Прохоров, Навальный не произносились вовсе, и я даже не знаю, плохо это или хорошо. Для них самих, верно, сие не великая радость, но ведь опрос локальный, хоть и яркий.

Безо всякого удовольствия отмечаю, что не выказал осведомленности, что наступивший год объявлен Годом Культуры.

Всем без исключения много важнее похвастать тем, что в семье ладно, а «моей внучке уже три!»; «а я закончил ремонт!»

Тут и правда не до оппозиции и не до фильма «Географ глобус пропил». Главнее – та самая погода в доме и то, что «среднему сыну выдали паспорт».

Именно через такие опросы узнаешь про реальность более, чем из акунинской летописи Государства Расейского. Знаменатель ответов один: частная жизнь превыше всего.

Майдан майданом, но, как сказала Лена Селезнева, шесть лет, огромные глаза, «мы торопимся на каток!»

Мы тоже, черт нас дери!

Эта история могла бы быть хрестоматийной, если бы не любовь.

Умер Кирюха. Отметил 45, по нашим временам, «по нонешней погоде», всем юбилеям юбилей, «как есть, по всей форме», он так его и отметил – по-людски, горланисто, залихватски, с друганами. Я-то заезжал на часок – стон стоял, дым коромыслом. Потом денек или два – не суть – промаялся – и финальный флажок, билет к праотцам. Пошел в магазин – грохнулся по дороге и не встал.

Мы с ним знакомы были давно, но потом я сделался горе-гастролером, и, как говорится, наши пути разошлись. Я стал клоуном, он строителем, тогда разразился строительный бум, а у Кирюхи были золотые руки при голове на миллион, вот так он сразу нашел себя. Классический случай баловня судьбы, никогда в себе не сомневающегося.

Миллион заказов, мешок денег. Про строительство и про ремонт, и, играючи, знал все-превсе – отчего ж мешку не быть? Жил на широкую ногу, по нескольку раз в неделю проставлялся, не жадничал, никогда денег не считал – понятно, что к нему липли. От гульбы он получал на выходе прилипал-захребетников, после гульбы о нем забывавших, тихий хмель и летучую эйфорию. Эйфорией он ненавязчиво, в отличие от большинства злоупотребляющих, и делился охотно.

Женат он был два раза, было у него двое детей, хотя почему было? Это Кирюша был, а дети есть, причем вторая, Арина, поздняя, народилась, когда ему было 39.

К этому времени он уже лет десять как появлялся на работе подвыпившим, неся околесицу. Это и совпало с упадком уровня востребованности, рынок стал перенаселенным, и, конечно, обусловил этот упадок, статус незаменимого был уничтожен.

Одна жалоба, другая и… диалектика известная, телефон замолкает. И, согласно этой же диалектике, чем меньше было работы, тем чаще он надирался, превращаясь в лютого пропойцу, закономерно нездорового на вид.

Он мутировал в одного из тех миллионов, которые бубнят под нос о том, как несправедливы к ним новые времена и люди, которые неблагодарные твари, а не люди вовсе.

Кабы не отец, он бы сгинул еще раньше… Хотя отцу за семьдесят, он кажется очень недобрым, все его обходят стороной – больно суровый. Сын переехал к нему.

Замысел был элементарный: сдать свою конуру (семья его, спившегося, отринула, жила отдельно), а жить у папы-вдовца. Но батя развернуться (читай: нажираться) не давал, и Кирюша стал скитаться по собутыльникам.

…Вы ведь много таких историй знаете, правда? Был хороший человек, ну, или обычный – и вышел весь, разложился, деградировал, мутировал в «собрание фрустраций».

Но эта история была бы хрестоматийной, кабы мой товарищ не влюбился, стал, фигуристо выражаясь, собраннее, вспомнил, кем он был и начал активно добиваться благосклонности дамы, которая жила в том же доме, что папа. Дева была не диво, но в этом нет нужды, главное, она оценила его попытку начать новую жизнь.

Какое-то время его можно было приводить в пример. Он вскакивал горошком засветло и отправлялся искать работу. Но кругом была другая жизнь, другие люди, чужие жизнь и люди. Никому не нужны были его ясная голова и золотые руки, тем более что и с тем, и с другим все было не так хорошо как прежде.

И однажды вечером он махнул стопку, за ней другую…

На похороны родственники не пришли, тем более, новая любовь. Пришел только его суровый папа, который сказал тихо-тихо: «Он не умер, это самоубийство».

Никто не плакал.

За кем я точно буду наблюдать в новом году, так это за семнадцатилетним Ярославом Быхом из Чернигова; он пианист, играет, я слышал и слушал, так, что «умеет очеловечить чувство», так про него немцы написали. Он победил на конкурсе пианистов во Франкфурте-на-Майне, и там еще писали, что взял он верх не просто с легкостью, а подавил конкурентов, аки футбольная «Бавария» противников.

Вы, конечно, после того как прочтете следующее предложение, можете обвинить меня в мелодраматизме, но я ведь правду напишу.

У семнадцатилетнего Ярослава Быха с рождения парализована правая рука.

Но, судя по бойкому интервью, которое я наблюдал, парня более всего раздражают панегирики, исполненные жалостливой патетики, о музыке – сколько угодно, о руке – только попробуйте. Только попробуйте заставить его принять участие в разговоре о травмах, не одной, полученных им во время родов (в предплечье сломанная левая рука, правая не двигалась вовсе: нерв в шейном сплетении оказался зажат.

Он три месяца пролежал в специальном боксе, и дело было настолько плохо, что маму, и без того все это время пребывавшую в панически-истерическом состоянии, предупредили, чтобы готовилась к худшему.

Между тем мама Оксана, женщина в совсем еще небольших летах, мечтала о том, чтоб ребенок выжил – не о большем.

Ну, вот скажите мне, скулящие по всякому поводу: ребенок народился семимесячным, увечным, мама его учится в институте, папа их бросает, у них есть только бабушка Вера Петровна – и вера, и убежденность, что надо бороться за малыша до победного конца, воюя время от времени с кажущейся неодолимой беспомощностью. А тут еще коновалы талдычат, что шансов нетути.