Отар Кушанашвили - Не один

Но Ярослав начал ходить и даже шевелить правой рукой.

И оказалось, что хороших людей много, что «спускаться в ад» вовсе не обязательно, надо следовать за сердцем своим и вот этими славными людьми, которые рядом и которые говорят про терпение. Вера Петровна (вы бы видели ту бабушку, она моложе и обаятельнее поп-звезд), чтобы разработать руку, стала учить Ярослава вышивать. И так день за днем, час за часом, начиная с самого утра.

А в четыре наш герой втюрился в воспитательницу детского сада, потому что она, допрежь всего, играла на фортепиано, и мальчик сказал дома, что он тоже хочет играть.

И имитировал игру на фортепиано, выстукивая пальчиками по столу неведомые мотивчики.

Ему купили игрушечный синтезатор, мальчик был на седьмом небе.

Через какое-то время он стал проситься в музыкальную школу.

Но ведь и то сказать, кто будет заниматься с ребенком-инвалидом, даже частные преподаватели не желали, боялись, хлопотно. Хотя наличие идеального слуха никто не отрицал, более того, превозносил, но все панегирики завершались, когда все эти люди видели искривленную руку.

И тут они встречают Наташу Савельеву, недавнюю выпускницу музучилища. Девушку нисколько, ни на секунду не смущает состояние Ярослава, она полна жизни и идеалов.

Встретилась им чудо-педагог, когда начинались каникулы, когда была уже усталость от поисков, но Наталья предписала за лето выучить два десятка произведений.

И мальчуган головы не поднимал от фортепиано целое лето! Не просто не отрывался, а, рассказывают, отрывали, а его сейчас влекло назад, к инструменту.

Зато в сентябре мечта сбылась: есть первый класс музыкальной школы. И тогда же, осенью, пока в области он доказал, что ему нет равных в игре.

А потом как прорвало: виктория за викторией и, наконец, триумф в Германии.

Мама Оксана счастлива, но не понимает, откуда у сына дар: никто в роду не музицировал (и никто так не страдал). Семнадцатилетний Ярослав Бых из Чернигова – дивная история про то, как можно наново, вновь и снова, без лебезения, с верою в себя и в Любовь – договориться с собой и с Судьбой; инвектива, превратившаяся в панегирик; солнышко в руках; алхимия.

Человек может быть очень сильным. Когда вокруг него другие Человеки.

Я попросил, чтобы эту статью, когда она выйдет, дали прочитать Жанне Фриске.

Григорию Голубу 90 лет; позвольте вас познакомить заочно и позвольте сказать на его счет: он уникальный человек. Вашему покорному он сказал, что мужчинам, даже словом обидевшим женщину, надо запретить называться мужчинами законодательно; или соглашайтесь, или идите прочь.

Он был трижды женат, у него была дочь Марина, вы правильно все поняли, та самая, в исходе прошлого года ей бы исполнилось 55 молодых лет. Он любил ее до беспамятства, главным в ней считал жизнерадостность, жизнеприятие.

Эти качества унаследовала внучка Настя, любовь к которой теперь и есть смысл жизни Григория Ефимовича.

Если вы услышите, как он размышляет в свои 90 об обладании женщиной, во-первых, многое поймете про природу человека, во-вторых, будете век улыбаться.

Ведь наши разговоры о любви – это заезженная пластинка, мы сами на такие пластинки похожи. Или на что похуже. Мы утратили трепет, даже сантименты для нас – нечто непристойное, Голуб не таков, он любит. Говоря о Любви, Григорий Голуб не составляет предложения из общих мест, и олигарху Рыболовлеву, и его бывшей жене, которая хочет три миллиарда, а один считает оскорблением, – вот этим людям, например, говорящим друг с другом через посредников и цифры, Голуба не понять. Но ведь то, что Голуба не понять и младым, помешанным на славе, карьере, деньгах, успехе, много страшнее истории про то, как Оксана Григорьева и Мел Гибсон любили друг друга, а после возненавидели.

Но эта статейка не про «загнивающую духовность», она про счастливого человека, а умение быть счастливым – это и самое простое искусство, и самое сложное; Чернышевский и тот не смог обрести счастье. И художник Модильяни не смог, и певец Игорь Сорин, и дочь Людмилы Гурченко, судя по лицу, не смогла.

Видите ли, счастья без умения любить не бывает, и это никак не связано ни с теологией, ни с метафизикой, ни с чем таким. Только с сердцем, если оно у тебя большое, как у Голуба, – ура, есть!!! В эти трэш-времена, когда даже на светских приемах пахнет забегаловкой, встретить человека, который помнит, что он, «как хвостик, привязался к девочке из соседнего подъезда и дарил ей конфеты, тайком взятые из домашнего буфета».

«Он пел Любовь, но был печален Глас: Увы, он знал Любви одну лишь муку…» Эти строчки Жуковского не про Голуба точно. Для него Любовь – исключительно радость.

«В 20, в ночь перед кровавыми боями за Днепр, я познал женщину», – и память о Ней, о Первой Даме, он, говоря штампом (иногда штампы уместны), пронес через всю жизнь, и теперь, в 90, он убежден, что выше женщины создания нет. «Любовь – это всегда изображение высокой четкости», в ней нет места недоверию, ревности, «любовь перекрывает эти эмоции».

– А страданиям место есть? – А страданиям место есть, как без страданий?

Голуб при этом говорит, что он знает про Любовь все и не знает ничегошеньки, он и видел, и чувствовал ее, но до конца не уверен. Неимоверная сложность нынешней жизни – наполовину поддельная бездна, потому что ничего архисложного в жизни нет, если тебе дано любить. В известном, конечно, смысле. В том, который ведом Голубу, любившему, любящему и любимому.

Дойдет до того, что того самого музыканта Юру заставят переименовать «Последнюю осень» в «Крайнюю», вот увидите.

Слово «последний» в том значении, в котором вы всем миром стали его использовать, для меня такое же кромешное, как «койко-место», например, или «в обратку»; я цепенею от него больше и чаще, чем от «как бы» и от «ништяк».

В советские времена, когда ты спрашивал у очереди, занимавшей полгорода: «Кто последний?», тебе отвечали либо «я», либо: «Последних у нас нет».

Между тем я показательно не верю в этот эвфемизм, в эту замену, не то чтобы, считая ее идиотской, я просто не люблю все, что режет слух. И все, что выбирает, зубрит и талдычит толпа.

Ладно подводники, скажем, их ведь не заподозришь в том, что они «чересчур наддают драматизму: ведь каждое погружение может оказаться, не дай Бог, последним. Или когда дело касается саперов: тут специфика на, простите за рискованный каламбур, поверхности. То же касается силовиков.

«Смотрел твою крайнюю программу», – пишет мне из Киева хороший парень Женя. «Ну, давай крайнюю дозу и разбежались!», – кричит мне в вертепе наперсник. «В крайнем периоде мы переломили ход игры», – говорит Овечкин, хоккеист феноменальной производительности. «Я прочла крайнюю книгу Пелевина», – сообщает мне в кафе жизнерадостная вечная студентка. «Посмотрим на крайнюю», – говорит на кастинге измочаленным коллегам режиссер, похожий на пропойцу. «Легкого вам крайнего дня!», – говорит дородная дама при мне измочаленному съемочным циклом Малахову. «Признавайся, когда в крайний раз ты туда ходил?», – журит за неведомое мамаша мальчишку во дворе. «И, наконец, крайний вопрос», – сообщает-утешает собеседника моя наперсница Лера Кудрявцева во время телевизионного интервью.