Николай Анисин - От Сталина до Путина. Зигзаги истории

В декабре 1925 года власти Зиновьева с Жоржем и Троцкого с Блюменталем пошел девятый год. Они уничтожили всех, кто им открыто сопротивлялся. Они закрыли православные храмы, подменив веру в Бога верой в лозунги Партии. Они вывезли к родственникам за границу все драгоценности, накапливавшиеся в русских домах столетиями. И, наконец, они приступили к выполнению главного заказа своих хозяев из Швейцарии и США – к превращению России в сырьевой придаток Запада, начало которому положил Декрет Совнаркома о передаче всех основных российских источников сырья и энергии в концессию западным монополиям на 70 лет.

Они во всем преуспели. Но им трудно. Трудно колонизировать и держать в повиновении огромную страну, опираясь только на силы еврейской общины. И они вынуждены расширять свою Партию, привлекая в неё Варь и Вань.

Бестолковым этим Варям и Ваням, поверившим в свободу, равенство и братство всех трудящихся, и в Партии, и в её вооруженном отряде ГПУ-ЧК отводится роль холопов-надзирателей. Но их там становится всё больше, и они всё чаще начинают прислушиваться не к вождям Партии, а к обыкновенному, на первый взгляд, партийному клерку – Сталину.

Сталину не понадобился спецтранспорт для прибытия в революционный Петроград. Он добрался туда своим ходом из Сибири, куда семь раз ссылался и откуда шесть раз сбегал. Ему довелось много пожить среди Варь и Вань. Он хорошо их узнал, научился подбирать ключики к их умам и душам и теперь пытается, играя на их чувствах, увести их изпод влияния вождей.

Именно возвышение Сталина стало причиной особого интереса к Есенину со стороны троцкистско-зиновьевской элиты Партии. Авторы «Версии “Англетер”», драматург Алексей Яковлев и режиссер-постановщик Татьяна Доронина, – прямо об этом не говорят. Но показывают, как жутко нервничает Жорж (народный артист Николай Пеньков), зазвавший в Ленинград Есенина, когда заходит речь о происходящем в Москве съезде Партии.

Чего так трясет и колотит соратника Зиновьева от упоминаний о съезде? Ему не хочется выполнять грязную работу – умерщвлять Есенина. Но её можно избежать лишь при одном условии – разгроме Сталина. Если Троцкий и Зиновьев сохранят полный контроль над Партией, приказ об убийстве может быть отменен – тогда Есенин будет не опасен.

Пусть себе вопит о еврейском насилии над русскими:

Пусть грозит карами за разграбление России под флагом марксизма:

Пусть взывает к национальной гордости:

Кто услышит хулиганствующего Поэта, если всей литературой и прессой будут дирижировать по-прежнему вожди Октября?

Ну, а если верх возьмет выскочка Сталин, опирающийся на Варь и Вань, то есенинские стихи могут стать оружием против вождей и всей их политики.

Вари и Вани вообще отзывчивы на слово. А на слово Есенина – особенно. Они плачут на его выступлениях. Бегают за ним по пятам. Ублажают все его капризы. Дай Есенину простор – и все Вари и Вани так запоют про месяц над окошком и про клён опавший, так возомнят себя честолюбивыми россами, что напрочь забудут и про мировую революцию, и про интернациональное братство трудящихся.

26 декабря XIV съезд еще не завершился. Но уже было ясно, что на нём проходят резолюции Сталина. И Жорж всыпал в есенинский стакан с вином снотворное. И палач в перчатках вошел в пятый номер «Англетера».

19 января 1926 года газета «Правда» опубликовала статью Троцкого о Есенине, где было сказано: «Поэт погиб потому, что был несроден революции». Читай: несроден её оттесняемым Сталиным вождям.

МХАТ поставил свою «Версию» к 100-летию со дня рождения Есенина, когда в разгаре был новый грабёж России, устроенный новым поколением слуг банкиров из Нью-Йорка и Женевы.

Троцкисты нынешнего призыва, как и прошлого, тоже заигрывают с Поэтом. Они поставили ему памятник в Москве и устроили пышное празднество в Константинове с пением сладенького Малинина. Режим компрадорской демократии пытается сделать Есенина безопасным для себя – так же, как это пытался сделать режим компрадорской социал-демократии.

Но Есенин – не птичка в клетке.

Читавшие его Вари и Вани выдвинули в двадцатые годы к власти Сталина, который отправил всех компрадоров в небытие и вместо сырьевого придатка отстроил великую индустриальную империю.

Читают Вари и Вани Есенина и сегодня.

За два года до смерти Поэт написал о своих убийцах:

Полной победы нынешний режим тоже добился в октябре – в октябре 1993 года, когда расстрелял Дом Советов. И новым октябрьским компрадорам Есенин обещает нового Сталина.

«Тогда был культ личности, – сказал о сталинском времени Михаил Шолохов, – но тогда была и Личность».

Потом наступила эпоха культа Должности. Оды Хрущеву слагались под анекдоты о его убожестве. Слабоумие Брежнева лишь увеличило поток адресованных ему славословий. Политический импотент Горбачев за шесть лет не растерял жаждущих лизнуть его ботинок.

В благополучном королевстве место красит короля.

Посеявшего смуту Горбачева Ельцин вытолкнул из Кремля не авторитетом – силой. Силой он удержал власть в 93-м и с угрозой применения силы – или я, или гражданская война! – сохранил ее на выборах в 96-м.

Изнасилованная страна имеет ныне президента, который вобрал в себя черты всех прежних правителей эпохи культа Должности. Как Хрущев, Ельцин потешает театральную элиту на юбилее Ленкома. Как Брежнев, без конца обнимается с главами так называемых дружественных держав, отщипывая им при этом что-то от России. Как Горбачев, он издает указ за указом и тут же о них забывает.

Ельцин олицетворяет собой вырождение номенклатурной власти, утратившей все способности, кроме способности сосать. Эта власть не только высосала соки из экономики, науки, культуры и армии. Она семь лет не обновляет системы жизнеобеспечения страны. А это значит, что вслед за грохотом падающих на жилые дома самолетов и взрывами в шахтах у нас неизбежно начнут останавливаться АЭС и электростанции, и выходить из строя водо– и теплосети.

Россия превращается в Дикое поле, в огромный бантустан, где полно природных богатств и где население можно либо заставить обменивать алмазы на тряпки, либо просто перебить. Диким полем Россию называла белая эмиграция в начале двадцатых, видя, как ее недра переходят в концессию к иностранному капиталу. Но тогда произошло, казалось бы, невероятное: из сырьевого придатка Запада страна вдруг стала превращаться в индустриального гиганта, из года в год набирающего мощь. Возможно ли такое сегодня? На исходе 90-х Россия располагает основными фондами и грамотными работниками, которых у нее не было в середине двадцатых. Сегодня есть объективные предпосылки для экономического подъёма. Но нет субъективных. Нет реальных планов и организаторов этого подъёма – и потому нет энергии в обществе. Пока нет.