Евгений Елизаров - Доктор Живаго. Размышления о прочитанном

И сегодня этот императив мог бы показаться вполне достойным того, чтобы руководствоваться им. Мог бы, если бы еще девятнадцать столетий тому назад на смену ему не пришел бы другой: "В начале было Слово!".

В начале было Слово и здесь, "в священной раме единственности".

Отрицание языческого принципа новозаветными откровениями объясняется очень просто. Ведь если внешними критериями успеха, внешними формами общественного признания оценивать жизненный путь человека, то и целью его жизни может стать (и часто становится на деле) признанная большинством все та же внешняя форма успеха. И чем более кричащей становится она, тем более достойным кажется пройденный человеком путь. Тем более желанной как цель она кажется и идущим во след счастливому герою. Бронза монументов, бесчисленные ряды орденских планок, имена на карте… а между тем во имя этой же формы признания когда-то был сожжен храм Артемиды Эфесской. Правда, храм — можно возразить — это от бесталанности. Но ведь талант зачастую оборачивается еще более страшным: убийство Моцарта совершено пусть и от далекого подлинной гениальности, но все же от таланта, бесчинства "бесов" — тоже, и все это в конечном счете во имя одной и той же — языческой — цели.

Аналитический ум легко найдет выход: разделяемая большинством внешняя форма признания не несет в себе ничего плохого, плохо, когда именно эта форма становится целью, становится в начале. Впрочем, если уж совсем строго, плохо, когда в начале становится не только его форма, но и само признание. И даже если такая цель достигается самыми достойными средствами, она нисколько не облагораживается: недостойное средство легко дискредитирует и самую возвышенную цель, низменная цель не облагораживается и самым достойным среством. Поэтому в начале должно лежать другое! Но сегодня, после двух тысячелетий той грандиозной "работы", свершавшейся поколениями и поколениями людей, о которой говорит роман, прийти к такому выводу действительно легко.

"В начале было Слово!"

Слово ли, совесть, нравственный ли закон — все это суть разные имена одного и того же — Бога в человеке (вспомним этическое его определение). И только когда Бог лежит в основе дела и когда именно Бог оказывает его сутью, его содержанием, оно становится делом Человека, ибо человек состоит "из Бога и работы".

Именно так: работы. Не торжественного марша, не победного шествия к достойной цели — работы. И даже не "горения во имя" — будничной повседневной работы. Исполненной Богом работы, ибо только она есть действительная душа истории.

И даже если в глазах всего мира она лишена всякой надежды на успех, если в глазах всего мира она обречена только на поражение и поругание, — работы несмотря ни на что, ибо не в признании окружающих подлинный ее смысл.

Согласие с самим собой, с Богом в своей душе — вот высшая цель человека. Именно эта цель движет доктором Живаго. Именно эта работа делает его, русского интеллигента, прямым преемником первых интеллигентов новозаветного мира. И одновременно человеком, перебрасывающим этой своей работой мост в иной мир, грядущий с новой искупительной жертвой.

Согласие с самим собой — это и высшая форма успеха…

А.З.Манфред "Великая Французская революция". Москва, 1983, с. 260.

А.З.Манфред "Великая Французская революция". Москва, 1983, с. 261.

А.З.Манфред "Великая Французская революция". Москва, 1983, с. 261.

А.З.Манфред "Великая Французская революция". Москва, 1983, с. 324.

А.З.Манфред "Великая Французская революция". Москва, 1983, с. 328.

Ем. Ярославский "История ВКП(б), ч.2. Москва, 1934, с.38.

Философский словарь, 5 изд. Москва, 1986 г.