Алексей Бердников - Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души

Всех лично награждают при гостях,

А мне -- организатору движенья -

Дают червонец -- в виде одолженья.

За что ж, родная, мне такой плевок?

Что на собраньях я не лью елея,

Что не бегу на зов, не чуя ног,

Что правду режу, глаз их не жалея,

Что не сгибаюсь ниже их сапог,

Что равен человеку, а не тле я,

Что для одной лишь Родины тружусь,

Хотя, возможно, жизни тем лишусь.

Прости, Иринушка, что я отвлекся

От нежных жалоб твоего письма,

Моими помпадурами увлекся -

Да и несправедливостей здесь тьма.

А между тем -- и у тебя итог со

Служебным окружением -- эх-ма!

Как не поставить острого вопроса,

Чтоб там к тебе не относились косо!

Любимая, за правду постои!

Ты не должна, не можешь так сдаваться,

Ведь в этом деле все права твои.

Не хочешь от начальства добиваться -

К общественности обращайся и

Порядка требуй, да ведь может статься,

Что ты раскроешь им глаза и вдруг

Поймут! Поймут, что здесь творят вокруг.

Жаль, что за все здоровье наше платит.

Тебя прошу: себя побереги,

А то тебя так не на долго хватит.

Спокойством матери не небреги,

А мужу, что себя в неволе тратит,

Твой голос и поддержка дороги.

Любимая, ты здесь дала мне слово,

Но я прошу тебя об этом снова.

Останься человечною хоть ты

Со мной, загубленным в младые годы.

Дай разбирать мне ясные черты

Родных мне слов в их редкие приходы.

Когда б ты ведала, что за мечты

От них в душе родятся, как легко да

Улыбчиво душе от строк твоих,

Я по десятку раз читаю их.

И часто мне приходит облегченье,

Когда в строках подробен твой отчет,

И чувствую сердечное влеченье

Туда, где жизь нескованно течет.

А иногда такое мне мученье -

Чуть вспомню дни прожитые невсчет,

Особенно предлагерные годы,

Когда тебе я дал одни невзгоды.

Я, знаешь, все же рад, моя любовь,

Что столько мук изнес в неволе клятой,

Что до сих пор терплю позор и боль.

Все это мне должно служить расплатой

За пытку, выносимую тобой

В теченье лет от мужа и от ката.

А вот ведь и мучитель твой, и он -

Унижен, обесправлен, оскорблен.

Как медленно тянутся годы

Бессилья, зависти и слез,

Сознанья смутного свободы,

Ночей без сна и сна без грез.

Да вот беда, что не с кем здесь делиться

Моей тоской -- у всех своя печаль.

Попробуешь кому-нибудь излиться -

А он и сам уж хмур, его уж жаль,

И сам слезами норовит залиться.

Одна утеха тут -- уходишь в даль,

В леса, и бродишь там вдали от прозы.

Да нынче в лес ведь не уйдешь -- морозы.

Натерпишься -- к ребятам и пойдешь,

И с ними и затянешь, да такую,

Что по лопаткам пробегает дрожь,

А голосом и ною, и ликую.

Они: "Начальник, здорово поешь!"

И невдомек ребятам, что тоскую,

Что плакать хочется, что наизусть

В знакомой песне выложу всю грусть.

Опять и о себе -- о чем бы кроме?-

Сдал двести километров полотна.

Все было в точку. Первым по приеме,

Еще и ветка в строй не введена,

Прошел правительственный поезд Коми.

Теперь огрехи завершим и на -

Как это говорилось в старых одах -

Заслуженный наш еженощный отдых.

Нас шестьдесят. Мы сорудили дом.

Он деревянный. Он обмазан глиной.

Мне выделена комнатенка в нем.

В ней что-нибудь семь метров с половиной.

Живем мы в ней с десятником вдвоем,

Хоть не таким, как я, но все ж детиной.

Немного тесновато, но ишшо

Живем мы даже дюже хорошо.

Разденешься пред тем, как спать ложиться -

Какой в одежде был бы отдых, но

Не каждый день приходится умыться:

Наруже нынче больно холодно.

Но в комнате светло, и протопится,

Так даже мухи тычутся в окно.

И мотылек откуда-то явился

Да уж от ласк моих ноги лишился.

Теперь вот вьюга за окном метет

И масляная пыхает коптилка,

А я пишу и думаю, что ждет

Меня в Коряжме милая посылка.

И время как-то медленно течет,

И думаю, как исцелую пылко

Тряпицу каждую вещей моих,

Касавшуюся пальчиков твоих.

И станет сладко так и тяжело мне

От запаха сиреневых чернил,

От аккуратно сложенного, помня,

Какую боль когда-то причинил.

Ужели даже каторжным трудом не

Загладить то, что так в тебе убил

Когда-то кат, а ныне горемыка:

Взывающий к тебе -- твой бедный Ника.

* * *

Сегодня новость рассказали мне.

Вот смех-то жуткий, просто па-дэ-катэр! -

Что Емельянов-то тогда, в тюрьме,

Был подсаднаа утка, провокатор.

Узнай, душа, не по его ль вине

Был взят на подозренье Улан Батор.

Открытым текстом не пиши сюда.

Я тут неподцензурен, а ты -- да.

* * *

21 ноября 1940

Коряжма от меня как ни близка

И как мои стремления ни пылки, -

Не видно ни волов и ни возка,

И нет следов желательной посылки.

Отсюда видь заботу о З/К.

Не знаю также, долго ль быть мне в ссылке

И скоро ли отмоюсь от клевет

И... получу ль от Берия ответ.

* * *

30 января 1941

Здоров. Подавленное настроенье.

Ибо все выхода не нахожу

Я из создавшегося положенья.

И оттого трудом себя гружу,

Чтоб как-нибудь уйти от размышленья.

Лишь за одною почтою слежу.

Жду от тебя я писем, как бывало.

А вскрою -- утешительного мало.

* * *

16 февраля 1941

Сегодня получил ответ от Берья

И от Президиума Верхсуда.

В обоих письмах нет ко мне доверья.

И говорят -- мол правильно сюда

Ты сослан, поделом тобе, Лукерья.

На днях я снова напишу туда,

Да вот добьюсь ли пересмотра дела?

Жду перемен. Все гнусно до предела.

* * *

12 апреля 1941

Моя единственная, дорогая

Иринушка! Какая ерунда.

Я письма шлю, тебя не достигая.

А что пишу их редко -- не беда.

Работа у меня теперь другая,

Я зону инспектирую труда, -

Брожу на воздухе, что неизменно

Мне по душе и для здоровья ценно.

На Север наконец пришла весна,

Мы крепко чувствуем ее дыханье.

В Коряжме объявилася она

Сегодня в полночь в Северном сияньи,

Да так, что рот раскрыл я сполусна -

Свеченье, шастанье и полыханье.

Вообрази прожекторов пятьсот,

Их свет торопко по небу бредет -

Все на Восток, а то -- назад с побыва.

А то в каком-то месте вспыхнет свет -

И так и ждешь неслыханного взрыва,

Но только тишина и весь ответ.

Одно безмолвие велеречиво,

Ему, пожалуй, и названья нет,

Я ничего не знаю в этом роде -

И все при мягкой, в общем-то, погоде.

И вот стоишь в снегу, и целый час

Тебя фонтан небесный услаждает,

Как сумасшедший по небу мечась,

Он вдруг к Звезде Полярной воспрядает,

Вдруг застывает, в вышине лучась,

И вдруг уходит, то есть пропадает,

Как будто ты вообразил себе.

И мысль ко мне приходит о тебе -

Как будто из небесных ты явлений.

Иду в барак, ложусь в постель и сплю -

Но нет тебя средь прочих сновидений,