Иоанна Хмелевская - Третья молодость

Шоссе пролегало среди возделанных полей, вокруг, насколько хватало глаз, ни одного строения, абсолютно ничего. Ни малейшего следа человеческого присутствия, кроме бескрайних хлебных полей. Но не сами же они вспахались и засеялись? На семнадцатом километре я узрела наконец живое существо – большую свинью, важно следовавшую в том же направлении, что и мы. Я затормозила, не веря своим глазам. Откуда, Боже милостивый, здесь взялась одинокая свинья? Сколько же километров протопало животное? И вовсе не истощенное, напротив, весьма упитанное. На меня свинья не обратила никакого внимания. Весьма довольная жизнью, она маршировала себе не спеша в полном безлюдье.

Через двадцать пять километров шоссе уперлось в картофельное поле. Асфальт кончился, а дальше вспаханная земля, и – ничего. Я вернулась, по пути удостоверясь: свинья топает дальше. Несколько обалдев, я впредь отказалась проникать в тайны Советского Союза.

В Днепропетровске мы задержались – Марек пытался разузнать, не найдутся ли следы какого-то его родственника, уже после войны жившего в этих местах. Не разузнал. Через пятнадцать минут я, задыхаясь, на повышенных тонах заявила: человек имеет право спасать свою жизнь, во всяком случае, я уезжаю. Воздуха как такового не наблюдалось вообще, над городом нависла смердящая смесь, ограничивающая видимость до двадцати метров. Наша Верхняя Силезия – благоуханный рай по сравнению с этим русским пеклом. Нечего сказать, хороша забота о трудящихся...

Понемногу, но в быстром темпе, до меня доходила чудовищная ложь, на коей основывался весь этот балаган. Такого омерзительного обмана, столь изолгавшегося строя не существовало в истории мира – я специально потом занималась этим вопросом. Ленин, видимо, был ненормальный...

О таком пустяке, как весьма впечатляющая гроза, не стану рассказывать – с государственным строем она не имела ничего общего, хотя по грандиозности вполне соответствовала этой огромной стране. С Еленой мы опять договорились встретиться на каком-то перекрестке, я сумела туда добраться, а затем ждала Елену с Ириной, наблюдая фантастическое атмосферное явление.

В Симферополе снова появились фрукты. У меня покраснели ноги и туфли – мы ходили в вишнях по щиколотку. Вишня падала с деревьев, никто не снимал ягод. Я высказала предположение насчет чрезмерного урожая, Елена заверила – такое происходит ежегодно. Полагаю, на одних только комментариях к подобной экономике можно построить большой научный труд.

Наконец мы добрались до Ялты, а оттуда в Мисхор, где находилась Еленина дача. Приехали мы вечером. Для нас комната оставлена, но больше ни одного человека негде поселить. В приглашении гостей Елена не знала никакого удержу, даже на крыше спали гости. В результате они с Ириной почивали в машине.

Что хуже, планировался приезд еще четырех постояльцев: Яцкевичуса из посольства с сыном и некой пани Стефании с сестрой из Варшавы. В организационные дела я предпочитала не вмешиваться – не чувствовала себя в силах противостоять безумию Елены – и сбежала на море.

Пляж выглядел очень любопытно: весь берег разгорожен на секторы – объекты для избранных. Были пляжи для государственных мужей, пляжи для партийных боссов, пляжи для заслуженных работников, пляжи для комсомольцев, для передовиков труда, для деятелей культуры и черт знает для кого еще. И только в самом конце находился дикий пляж для черни. Елена горячо уговаривала нас разжиться пропусками. Уверяла – достанет без труда, куда хотим. Однако я уже несколько сориентировалась в местном положении дел и поблагодарила вежливо и ядовито.

– Не нужны мне твои пропуска. Не дури себе голову. Надо совсем уже обалдеть, чтобы переться на закрытые пляжи.

А дело в том, что элитные пляжи имели большой недостаток – с двух до четырех закрывались. Людей изгоняли, и объекты запирались. Я собственными глазами видела, как толстая сторожиха в белом халате обыскивала все углы, заглядывала под лавки – не укрылся ли там какой подлец. Я не желала быть изгоняемой, и мы спокойно пользовались пляжем для черни, работающим бесперебойно день и ночь.

И на этом плебейском пляже лично я умудрилась вогнать Советский Союз в расходы.

«Объекты» на берегу разгорожены относительно невысокими заборами, а в море далеко вдавались молы. На дикий пляж приходилось идти довольно неблизко вдоль загороженного берега, затем спускаться к морю и возвращаться обратно метров сто. Однажды, уже собираясь домой, мы попытались сократить путь через пляж для заслуженных, по волнорезу. Выйдем – хорошо, а нет, так купим мороженое и вернемся обычным путем.

Пошли, преград никаких, в конце у открытой калитки сидела сторожиха, мы сказали ей «до свидания» и удалились с берега. Такой более короткий путь нам понравился. На следующий день мы учинили то же самое, да условия изменились: сторожиха отсутствовала, а калитка была закрыта.

Ну закрыта, и ладно, две низенькие ограды – тоже мне, проблема. Когда мы перелезали через вторую, сторожиха уже летела – толстая, запыхавшаяся, в расстегнутом халате. Наверное, еще никогда в жизни она не бежала в таком темпе на рабочее место. Мы не стали ее ждать, без труда форсировали преграду и ретировались домой.

Последующие события я изложу исключительно точно и подробно. На другой день мы явились на пляж без четверти одиннадцать, и нам предстала такая картина.

Бригада рабочих вбивала в морское дно очередную – пятую – сваю. Между тремя установленными сваями уже натянули сетку трехметровой высоты, навеки отгородившую дикий пляж от цивилизованного. Реакция властей на неуважительное отношение к низкой ограде оказалась молниеносной.

Однажды по пути домой мы решили для разнообразия съесть обед в огромном ресторане в саду. У калитки выстроилась очередь. Почему – непонятно, в саду уйма свободных столиков. Мы сели, прилетела официантка: нельзя занимать столик, пока не убрано, и вообще, не видим мы, что ли – стоит очередь. Идиотизм. Мы отказались от обеда, ограничились домашней едой.

Назавтра нас так и подмывало отправиться в этот ресторан. Очереди не было, все столики заняты, за некоторыми есть свободные места. Мы вежливо осведомились, не можем ли присоединиться. Пожалуйста, русский человек ничего против не имеет. Прилетела официантка с криком: нельзя подсаживаться! Господи Боже мой, что за страна!.. На сей раз я закусила удила, потому как хотелось есть, и потребовала старшую.

Примчалась старшая. Красивым польско-русским языком я произнесла целую речь.

– В чем дело? – с яростью осведомилась я. – Мы иностранцы, туристы, хотим есть – тут нельзя, там нельзя, да что же это такое, черт побери?! Ресторан здесь или тюрьма?! Где у вас можно пообедать?! Второй день не можем поесть!!!