Иоанна Хмелевская - Шутить и говорить я начала одновременно

Ну и опять придется сделать отступление. Девочка я действительно была вежливая и послушная и вдруг в возрасте девяти лет, значит в третьем классе, сильно подорвала такую свою репутацию. Мальчишки в нашем классе, как, впрочем, всегда и везде, таскали за косы девчонок, закрывали двери на переменах, не давая выйти из класса, в общем, хулиганили. И чем девчонка громче кричала, тем им было интересней. Не нравились мне такие порядки, и как-то, когда двое парней из нашего класса не позволили мне и еще одной девочке выйти из класса, я потеряла терпение. Сидя верхом на парте, я молниеносно вытащила из парты чернильницу-невыливайку и запустила ею в парня, который пытался к тому же схватить мой портфель. Мне не разрешали делать то, что мне хотелось, заставляли подчиняться силе, а этого я не терпела никогда! Ну и вот взрыв ярости.

Чернильница угодила хулигану в плечо. Немного чернил успело вылиться мне на руку, но в основном залило ему лицо и одежду. Соскочив с парты, я принялась глупо смеяться, а парень просто окаменел. Я кинулась к двери, второй предусмотрительно устранился с моего пути и не препятствовал выходу из класса. Вытянув перед собой залитую чернилами руку, я помчалась домой и призналась в том, что совершила. Меня не наказали, в конце концов, чернильницей я запустила в целях самообороны, моя мать дала матери пострадавшего мальчика лимон, чтобы свести пятна с одежды. Выпороли парня за испорченную одежду. Потом он обходил меня за три версты, впрочем, не только он, но и остальные мальчишки из нашего класса.

В четвертом классе кто-то из моих одноклассников разбил стекло в окне, и я почему-то оказалась в числе подозреваемых. И вот тогда отец произнес памятные слова о том, что его дочь слишком послушная и тихая девочка и, если бы я разбила стекло, он бы на радостях дал мне пятьдесят злотых. Я очень хорошо запомнила его высказывание. Через полгода мне случайно довелось оказаться причастной к такому же преступлению – разбили стекло в классе, и я быстренько помчалась к отцу за обещанным вознаграждением. Несмотря на то что пришлось платить, отец все-таки свое слово сдержал.

Ну и возвращаясь к последнему дню моего пребывания в интернате, вспоминаю его как настоящий праздник. Сначала мы с отцом отправились к фотографу, а потом в парикмахерскую, где мне отрезали косы. Этот момент был гвоздем праздничной программы. После чего отец повел меня в ресторан. Первый раз в жизни я оказалась в ресторане и от волнения изо всего меню запомнила лишь молодой картофель с зеленой петрушкой.

И тут опять приходится делать отступление. Предупреждаю, теперь пойдут сплошные отступления и хронологическая чересполосица, но мне уж так вспоминается, и я рассказываю обо всем, что приходит в голову. Отец тогда уже был на заметке у оккупантов, скрывался, и с его стороны было очень неосторожно и крайне легкомысленно шататься по злачным местам Варшавы. А все началось гораздо раньше.

Сначала ограбили отцовский банк. Об этом я знаю по рассказам, видимо, меня тогда не было в Варшаве. Однажды вечером мои родители играли в своей квартире с одним знакомым в бридж. Вдруг стук в дверь и врываются бандиты. Интересно, а где был наш пес? В деревне у Тересы? Или заперли его в спальне? Врываются, значит, бандиты и велят присутствующим лечь на пол. Ничего не поделаешь, подчиняясь грубой силе, присутствующие легли ничком у шкафа. Бандиты привели еще одну несчастную жертву, некоего Марквардта, жившего рядом. Был это фольксдойч. И тоже велели лечь рядом с остальными у книжного шкафа. До сих пор все безоговорочно выполняли требования бандитов, но тут мать воспротивилась и заявила, что не желает валяться на полу рядом с каким-то фольксдойчем, и потребовала разрешить ей пересесть в кресло. Ей разрешили с условием, что она сядет спиной к комнате, лицом к книжному шкафу, благодаря чему она по отражению в стеклах видела все происходящее в комнате. У отца потребовали дать ключи и от входной двери в банк, и от кассы. Отец с готовностью подчинился и заметил, что только этих ключей недостаточно, нужны еще те, которые хранятся у кассира. Бандиты попросили его не беспокоиться, с кассиром они уже пообщались. Потом, оставив одного стеречь нас, остальные отправились грабить банк. Из кассы выгребли все денежки, а сосед-фольксдойч подтвердил, что бандиты отобрали ключи у отца силой.

Второе нападение, уже непосредственно на банк, бандиты совершили средь бела дня. Выбрав момент, когда в банке было мало клиентов, они ворвались в помещение, весь персонал загнали в застекленную клетку кассы, опять не причинив никому ни малейшего вреда, опорожнили кассу и вынесли деньги. Банк заперли. Увидев замок на двери, потенциальные клиенты поворачивались и уходили, тогда банк могли закрыть по многим уважительным причинам. Неизвестно, как долго бы сотрудники банка просидели взаперти, если бы не мать с Тересой. Они пришли к отцу с визитом, и уж они-то знали, что запертым в этот день банк никак не мог быть. Принялись заглядывать в окна. Застекленные стены кассы не доходили до потолка, встав на стулья, люди могли выставить головы над стенками и размахивать руками, что они и делали. Мать с Тересой увидели, что происходит, и кинулись в полицию. Кажется, после этого случая у немцев возникли первые подозрения по отношению к отцу, и они стали действовать.

Следующий случай я запомнила уже лично. Дело было вечером, я сидела в спальне и читала перед сном, не обращая внимания на то, что делается в квартире. Через какое-то время, оторвавшись от книги, спохватилась, что слышала шум, прислушалась – было тихо. Надо посмотреть, что случилось. Выйдя из спальни, обнаружила, что я в квартире одна, а вокруг царит жуткий беспорядок, разбросаны вещи, весь пол засыпан порошками матери от головной боли «с петушком». Тут мне припомнилось, ведь я же слышала немецкую речь, и меня охватил ужас. Езус-Мария, немцы забрали родителей, я осталась одна, что делать? Куда-то надо бежать, попробовать что-то узнать, но куда и к кому? А главное, ведь я была без чулок, нельзя же выбегать на мороз босиком, без чулок. Чулки меня добили. Я металась по квартире, разыскивая их и не могла отыскать, выглядывала в дверь, даже выскакивала на лестницу и снова возвращалась за чулками. Чуть с ума не сошла! Махнув наконец рукой на эту дрянь, выскочила на лестницу без чулок и кинулась вниз. И там наткнулась на мать.

Забрали только отца. Обыск вещей произвели чрезвычайно небрежно, книг не просматривали, а значит, не наткнулись на нелегальную литературу, напечатанную на папиросной бумаге, материнские же порошки от головной боли разбросали просто от вредности. Ясное дело, заподозрили отца в связи с партизанами и совместных действиях с «бандитами», ограбившими его банк.