Иоанна Хмелевская - Вечная молодость

– Какая там чудесная погода, солнце, ветер... Так и хоцца поплавать!

Ну и добил меня этим своим «хоцца». После конца сеанса я постаралась поскорее улизнуть. Он мог быть самым красивым парнем на свете, но говорить на родном языке не умел! Такой мне даром не нужен.

Вернусь еще к одному важному воспоминанию детства: своему первому литературному произведению. Написала я его под конец войны, а начиналось оно следующей фразой: «Я умерла и, к своему изумлению, попала на небо».

Процитировать дальше я, увы, не смогу, оригинал давно пропал, остался только переработанный вариант, но содержание помню. Оказалась я на небе, вместе со множеством людей, столь же удивленных. На небе вели раз и навсегда установленный образ жизни, каждый день Божий начинался с шести утра, вместо будильника пронзительно верещали райские птицы, совершалась общая молитва, а затем следовал завтрак. На завтрак подавали манную кашу без соли. Потом была заутреня, после заутрени все собирались петь псалмы, ангел следил за порядком и дирижировал хором. После песнопений шли на обед, с меню изо дня в день одинаковым: брюквенный супчик, второго блюда не помню – то ли творожная запеканка с вермишелью, то ли еще нечто подобное, на десерт компот из райских яблочек без сахара, ибо райские плоды сами по себе сладостны.

После обеда снова наступал час общей молитвы, а потом – отдых. Все брались за руки и водили хороводы или играли в ручеек, а не то ходили парами по райскому саду. Затем была вечерняя служба, ужин из ячменного кофе и ржаного хлебушка со свекольным мармеладом, и – баиньки. В памяти у меня осталась завершающая фраза: «...и все пришли к выводу, что лучше уж самая страшная война на земле, чем это небесное спокойствие».

Собственно говоря, фраза эта была не последней, за ней следовало разъяснение. Когда спасенные души едва не повредились в уме, оказалось, что это был вовсе не рай, а всего лишь чистилище. Мы страдали за грехи наши, а дополнительным наказанием служила уверенность, что так оно теперь во веки веков и будет. На небо нас должны были впустить только теперь. Распахнули перед нами огромные врата, и за ними открылось нечто столь прекрасное, что оказалось неподвластно моему перу.

Будучи уже совершенно взрослым человеком, я переделала этот рассказ в радиоспектакль, введя туда конкретные персонажи и слегка изменив содержание. Радиостудия не пожелала поставить этот спектакль, не знаю почему, мне-то самой он до сих пор нравится. Воспользуюсь-ка я случаем и осчастливлю читателей.

Название у него было весьма заурядное:

Действующие лица:

РЫЖАЯ: ослепительная дива на содержании у себя самой.

ПЛАТИНОВАЯ: изломанная жизнью и озлобленная женщина в должности секретаря-референта.

СЕДАЯ: мать своих детей, жена своего мужа, образцовая домохозяйка.

БРЮНЕТ: стопроцентный мужчина в расцвете сил, гордость адвокатуры.

ЛЫСЫЙ: директор важного учреждения, замотанный обязанностями.

БЛОНДИН: журналист с богатым жизненным опытом.

АНГЕЛ: существо неземное, сверхъестественное.

Место действия:

ЧАСТЬ I – воздух на высоте от 1000 до 0 м над уровнем моря.

ЧАСТЬ II – небо.

ЧАСТЬ III – земля.

Время действия:фрагмент вечности.

Слышен равномерный гул самолета.

Платиновая:– ...Хотите верьте, хотите нет, прямо жить не хочется.

Седая:– Вы еще молодая, к тому же все время на людях...

Платиновая/с горечью /: – На людях! Тоже мне радость! Как он меня бросил, так я три ночи проплакала, а днем надо выглядеть на все сто! Чего я только не делала! Парикмахер, косметичка... она меня хной красит, а я плачу сижу!

Седая: – Говорят, для глаз очень вредно...

Платиновая: – Еще бы, конечно, вредно. А ведь надо выглядеть пристойно, заграничные инвесторы как из мешка посыпались!

Седая: – Вы не печальтесь так. Вот я вам скажу, что в четырех стенах оно еще хуже. Единственный раз удалось мне к сестре вырваться, так сами видите – самолетом возвращаюсь! Это чтоб до закрытия кулинарии успеть, а то что я им на ужин подам?

Два тяжелых вздоха.

Седая/с завистью /: – Этой-то хорошо...

Платиновая: – Которой?

Седая: – Да вон той... Вы так явно не поворачивайтесь... Той, рыжей, что справа у окна сидит. За тем брюнетом.

Платиновая: – А, вы про ту... Он к ней клинья подбивает с самого взлета...

Седая/неохотно/: – Красивая пара – он черный, она рыжая...

Платиновая: – Он ее тоже бросит, не волнуйтесь.

Седая: – Так она в очередях за телятиной не стоит, не стирает у корыта. А тут не отдохнешь, пока не сдохнешь!

* * *

Рыжая: – ...и так без конца. Это же каторга! Мой предел – пятьдесят пять кило и ни грамма больше, иначе сразу с работы вылетишь. Лучше уж постареть и стать уродиной. Вы знаете, я вечно голодная.

Брюнет/с чувством /: – Прямо из аэропорта поедем в ресторан и поужинаем...

Рыжая/возмутившись/: – Это чтоб я растолстела?!

Брюнет: – А танцы? От танцев худеют. Вы ведь любите танцевать?

Рыжая/смягчаясь/: – Обожаю!

Брюнет: – Это самый прекрасный полет в моей жизни...

* * *

Блондин: – А вы, как вижу, и в самолете работаете?

Лысый: – Да разве можно иначе?

Блондин: – Кому вы это говорите! Я уж сколько лет об одном мечтаю: отдохнуть бы. Так бы и забился в какую-нибудь нору, чтобы сидеть и ничего не делать. Ни-че-го...

Лысый: – Нет, вы только поглядите на того типа! Вон тот, чернявый, перед нами сидит, возле рыженькой. Я все смотрю на него и думаю: неужели ему еще хочется? Он с самого Щецина к ней клеится.

Блондин: – Я ее знаю, это манекенщица. Вы ее ноги видели?

Лысый: – Да что там ноги, я этого типа знаю: это же знаменитый адвокат. Если б вы знали, сколько у него работы! И ему еще хочется девочку снять!

Блондин: – Ну что, кажется, подлетаем?

Мотор начинает работать с перебоями и постреливает.

Блондин/несколько встревоженно /: – Что это мотор так барахлит?

Мотор продолжает хрипеть и сбиваться с такта.

Седая: – Вы только послушайте... Что-то испортилось?

Рыжая: – Господи Иисусе, что происходит?

Платиновая: – Падаем!!!

Блондин: – Боже, мы падаем!!!

Брюнет: – Спокойно, мы снижаемся на посадку...

Блондин: – Да вы что, с такой канонадой?! Это явно авария!

Платиновая: – Спасите!!!

Лысый: – Пустите-ка меня к окошку, я должен видеть, куда мы падаем!

Блондин: – А на черта это вам, какая разница, куда падать?!