Иоанна Хмелевская - Вечная молодость

В дверь позвонили. Я испугалась, что врач с «неотложки» не догадается открыть дверь и уйдет. Раз уж помощь подоспела, меня смогут спасти, даже если я рухну трупом в прихожей, поэтому я встала и пошла открывать дверь. Встретила я спасателей на пороге комнаты, потому как они таки сообразили войти.

При виде врача мне сразу полегчало. Я объяснила, что происходит, доктор посмотрел мою вчерашнюю кардиограмму, стал проверять пульс и давление. И тут влетел Юрек.

Эля, его жена, вытолкала его взашей из дома: вдруг он как-то сумеет помочь. Юрек приехал и вошел без звонка. При виде его мне стало еще лучше.

Доктор по размышлении сказал, что не уверен в моей немедленной кончине; не исключено, что я еще и выживу. Я задумалась.

– А знаете что, – решила я с ним посоветоваться, – может, вместо того, чтобы лежать и ждать конца, я бы лучше поехала на скачки?

– И поезжайте! – одобрил доктор. – Я-то лично за скачки, потому как там мой сын скачет.

– Да что вы говорите? – удивилась я. – А как его фамилия?

– Чего ты глупости спрашиваешь, читай, тут все написано, – укорил меня Юрек, показывая на именной значок на халате врача.

Я страшно оживилась.

– О Боже мой! – воскликнула я. – Если вашего сына кто-нибудь задушит голыми руками, так это буду я! Всякий раз, стоит мне на него поставить, и я проигрываю!

Проигнорировав мою угрозу, доктор поинтересовался, есть ли у меня на ипподроме какое-нибудь спокойное местечко, я заверила его, что есть. Доктор вколол мне какое-то болеутоляющее средство, и «неотложка» уехала. Я отправилась с Юреком на скачки, потому что настроение у меня значительно поднялось. Укол начал действовать, дышать стало легко, я уснула в своем кресле, как суслик, и проспала почти полтора заезда. Так что лечение подействовало.

Кажется, в число отрицательных примеров я с разбегу включила положительный. Ничего, я сейчас это исправлю...

Поразительная бесчеловечность нашего здравоохранения проявлялась между прочим и таким образом: человек заболевал, чувствовал себя очень плохо, но высокой температуры у него не было. Врач из поликлиники приходил на дом только в тех случаях, когда температура подскакивала до тридцати девяти градусов. Иначе пациент должен был идти к врачу сам, а это удовольствие выше среднего. Сперва с шести тридцати утра больной выстаивал очередь за талончиком, потом до пяти-шести вечера сидел в очереди с этим талончиком, после чего простаивал очередь в аптеке, чтобы купить лекарство. Если у кого здоровье лошадиное, с грехом пополам выдержишь. Но тогда и без врачебного вмешательства, глядишь, оклемался бы.

То же самое касалось и детей. Легко принести к доктору младенца, а как быть с пяти-шестилетним ребенком, который весит около тридцати килограммов? Или тащить ребенка в поликлинику на своих двоих, что, конечно, весьма способствует выздоровлению, либо мать должна нести его на руках. Причем упакованного в теплую одежду, то есть и вовсе неподъемного. Как же это все мыслилось на практике?

Для меня эта проблема – больное место, поскольку мои дети были крупные. Тащить тяжесть около полуцентнера – за гранью моих возможностей. Я уже писала о сложностях с моим семейным бюджетом. Именно потому счета ломали мне все планы – врача я вызывала частным образом.

Ну ладно, ладно, что вспоминать прошлое. Водки я не покупала, приемов не устраивала, платьев, туфель, косметики у меня не было, телевизора и стиральной машины мы не могли себе позволить, муж ходил в одних-единственных портках... А на врачей тратиться приходилось.

И в результате бесплатное здравоохранение оказалось сплошным мифом и легендой. Ясное дело, я имею в виду ситуацию в Варшаве, и пусть никто мне не талдычит, будто врачей не хватало. По официальным данным, Варшава была набита врачами до отказа, у медработников не было шансов получить тут работу, больницы трещали по швам от лишних врачей, урвать рабочее место в системе здравоохранения было чем-то вроде выигрыша в лотерею. Так что, в конце концов, не хватало у нас врачей, или их было слишком много?!

Мы, наверное, все-таки не отдаем себе отчета, сколько вреда причинил нам бывший строй. Он губительно деморализовал службу здоровья, оглупил общество, довел людей до уровня ниже скотского. Кто это выдумал? Ленин?..

Верхом социальных достижений как были, так и остаются больницы.

Когда я забирала из больницы отца, которого выписали домой в пятницу, у нас появился большой шанс провести уик-энд, сидя на ступеньках больницы: у отца по необходимости, а у меня – с ним за компанию. Отца уже выписали, поэтому койки ему не полагалось, но уехать ему пришлось бы в одной пижаме, халат у него был тоже казенный, а потому его надлежало сдать. Будь хотя бы на дворе лето, так ведь нет, поздняя осень. А гардероб-склад был заперт, поскольку работал только до одиннадцати утра, а оформление выписки дело долгое и закончилось только к часу дня. Пункт «Скорой помощи» не дежурил, до понедельника все было закрыто.

Меня такая перспектива не вдохновила, я закатила скандал, намереваясь в случае необходимости вломиться в этот склад. Вероятно, моя решимость как-то повлияла, потому что кастеляншу разыскали уже через час, и она со страшно недовольной миной в виде исключения вернула отцу его одежду. Кто, спрашивается, внушил этой бабе, что она должна считать всех людей своими врагами? И о чем думал врач, который отца выписывал?

На Цегловской, где лежала Люцина, творились страшные вещи. О некоторых я уже писала, повторяться не хочу, только кое-что добавлю. Я привезла туда Люцину на пункцию в тяжелейшем состоянии, почти захлебывающуюся раковым экссудатом. Оставив ее в регистратуре на инвалидной коляске, я помчалась искать докторшу, потому что никто понятия не имел, где она обитает. Я обегала полбольницы, а она довольно большая, но никакими сведениями так и не разжилась. Люцина задыхалась и синела. Сидела она в регистратуре, где за стеклом две медсестры весело и беззаботно болтали, время от времени бросая на нее равнодушные взгляды. Думается, обычные уличные шлюхи проявили бы больше сочувствия. Медсестры! Дерьмо, а не медсестры!

Стиснув зубы, я обратилась к ним. Оказалось, они прекрасно знали, где искать доктора и куда везти пациентку. В конце концов они направили нас с Люциной куда надо. Интересно, чего же они ждали раньше? Что она окончательно захлебнется и проблема отпадет сама собой?

Регистратура в лице недовольной жизнью девицы потребовала от меня, чтобы я подсуетилась. Мне надо было мчаться через весь двор в другое крыло здания и принести какие-то документы или результаты анализов, причем было заранее ясно, что бегать взад-вперед мне придется раза три. Оглушенная ситуацией, я даже сделала было шаг к выходу, после чего вдруг опомнилась, и меня охватило дикое бешенство. Я обратила внимание девицы, что телефон у нее под рукой, говорить она, как я поняла, умеет, и глухотой тоже не отличается. Девица пыталась мне возразить, что она, мол, не знает номера телефона. Я уперлась на своем, заявила, что я больна, не помню уж чем – то ли ногу вывихнула, то ли печеночной коликой маюсь, прибавила себе лет, а уж тон, каким я говорила, был вполне достоин взбешенного айсберга, если такое явление вообще существует в природе. Девица капитулировала, и тут оказалось, что мне и бегать-то никуда не надо.