Владимир Пятницкий - «Лев Толстой очень любил детей...»

Как проснусь в особо добром настроении, так и вспоминаю.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Наталья Кузнецова,

переводчик

/выпуск филфака МГУ–2003/

Книжка с этими «анекдотами Хармса» попалась мне впервые, когда я была еще в младших классах школы, где-то в конце 1980-х годов. Родители жили в Дубне, где находится Объединенный институт ядерных исследований (ОИЯИ). И поэтому тот самиздат был особенный. У нормальных людей это были экземпляры, напечатанные на пишущих машинках, или фотокопии с них. А у нас был длинный-длинный рулон, на котором текст был напечатан бледно-серым цветом, на одном из ранних советских струйных принтеров — «Электроника» что-то там. Печатали, конечно, на каком-то ядерном компьютере в ОИЯИ.

Помню, как мы с одноклассниками впервые нашли этот толстый свиток тонкой бумаги в чьем-то родительском стеллаже, спрятанным среди томов энциклопедий. И зачитались до умопомрачения. Второй свиток, найденный тогда, был очень любительским переводом американского учебника про сексуальное просвещение. И помню, что оно даже меньше заинтересовало по сравнению с анекдотами про Пушкина, наверно, возраст еще был совсем неподходящий и много странных непонятных слов в тексте латиницей, типа vagina и clitoris .

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Сергей Капков,

шеф-редактор киностудии «Союзмультфильм»

/выпуск РХТУ им. Д. И. Менделеева–1995/

Конец 1980-х. Мы окончили школу и собирались большой компанией почти каждый вечер во дворе, не в силах смириться с тем, что пути наши разошлись. Кто-то поступил в институт, кто-то провалился и теперь работает, кто-то бездельничает, наслаждаясь последними месяцами свободы перед армией. Нас объединял юмор. Мы собирались и хохотали, вспоминая случаи из школьной жизни, делясь свежими анекдотами и читая вслух новинки самиздата. Сейчас вспоминаю и не могу поверить. Мы были очень разными! Воспитанные мальчики и хулиганы, скромные девочки и оторвы — у нас была невероятно разношерстная компания, но мы любили друг друга и умели друг друга слушать. Потому что знали, что любой монолог обязательно закончится смехом.

Появление у кого-то в руках толстой стопки распечаток ЭВМ с комментарием «давайте почитаем, это очень смешно» никого не удивило. Произведение называлось «Штирлиц, или Как размножаются ежики». Авторы — Павел Асс и Нестор Бегемотов. Вчерашним школьникам пародия на сверхсерьезный сериал «Семнадцать мгновений весны» казалась уморительной. Позднее увидел на книжной полке уже официальное издание, пробежался глазами и даже не улыбнулся. Но тогда мы взяли за традицию читать вслух все, что попадалось на глаза — «Записки Клуба веселых человечков» некоего А. Картавого, брошюры Игоря Кона о сексуальных похождениях инопланетян на Земле, неизданные эротические произведения — как утверждалось — Пушкина, Есенина, Толстого, Маяковского, актерские байки, анекдоты о политиках, ксерокопии сенсационных измышлений о пути Михаила Горбачева к власти…

Все чаще звучала фамилия Хармса, которую ранее мы даже не слышали. Тогда же до меня впервые донеслись цитаты. По-моему, эти строки процитировал мне мой однокурсник Саша Плющев, ставший впоследствии известным журналистом. И тоже сослался на Хармса. Ужасно захотелось это почитать!

Мы (я все время говорю «мы», имея в виду не только наше поколение, но и всех, кто активно впитывал происходящее вокруг в тот удивительный, неповторимый, непростой период) только-только начинали привыкать к тому, что все небожители советской идеологии — простые люди, над которыми можно пошутить, посмеяться. Даже — немыслимо! — над дедушкой Лениным! Вседозволенность опьяняла. Постепенно юмор переходил в глумление, но что-то оставалось на приличном уровне.

В студенчестве я тоже пытался писать. То переиначивал «Записки Клуба веселых человечков» в «Записки Клуба веселых преподавателей», глумясь над институтскими педагогами. То подражал гениальным капустникам Вадима Жука. То еще что-то, еще что-то… Но не умел так, как они. И «глотал» все смешное и талантливое, что поперло свежей весенней травой из-под идеологических обломков. Но веселые истории о классиках от Хармса мне никак попадались. Его уже начали издавать. Я покупал дочери детские книги Хармса, это был кайф для всей семьи! Однако нигде я не находил строк о том, что Лев Толстой любил играть на балалайке, но не умел…

В 1997 году на втором Открытом российском фестивале анимационного кино в Тарусе был показан курсовой мультфильм студента ВГИКа Кирилла Федулова «Бородатый анекдот». Он именно так и начинался: «Лев Толстой очень любил играть на балалайке…» В кадре сидел очень смешной Лев Николаевич и терзал три струны. Далее — по тексту. В титрах было указано, что фильм снят по мотивам произведений Даниила Хармса. А в 2003 году вышел цикл коротеньких, меньше минуты, мультфильмов под единым названием «300 историй о петербуржцах», где знакомые тексты зачитывал за кадром Михаил Светин. Сегодня в интернете можно их посмотреть, но пользователи упорно указывают в ссылках фамилию Хармса.

Теперь я знаю правду, и это здорово. Хотя, когда какая-то тайна перестает быть тайной, становится немного грустно.

•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••

Кирилл Федулов,

режиссер-постановщик студии «Паровоз», автор мультфильма «Бородатый анекдот» (1997)

/выпуск ВГИК–1998/

Познакомил меня с анекдотами о писателях Александр Иванович Федулов — режиссер-мультипликатор, мой папа и учитель. Он всегда был просто одержим литературой, а его дружба с художниками Владимиром Сальниковым, Леонидом Тишковым и Владимиром Буркиным, бунтарями-теоретикам — и в то же время пересмешниками современного искусства, наверно, была причиной появления такой рукописи в доме. Это было во второй половине 1980-х годов. Помню, что весной, дома, вечером. Отец зачитал мне несколько анекдотов вслух. Посмотрел на мою реакцию и затем прочитал еще. На следующий день, придя из школы, я обнаружил тексты на кухонном столе, там были не только анекдоты, но и рассказы, и пьесы Хармса.

В первую очередь в той самиздатовской рукописи необычным был шрифт, напечатанный матричным принтером. Он казался мне каким-то нелепым, неправдоподобным, со всей этой кривизной и спонтанными расстояниями между знаками, не таким, какие привык я видеть в книгах и журналах. От этого содержание текста становилось еще более потусторонним и ненормальным. Сами анекдоты поразили тем, что юмор строился не на сюжетной линии, а на абсурдности повествования. Позже я искал эти анекдоты в нормальных книгах напечатанными — искал и, к моему удивлению, не находил! Автором их считал, конечно же, Хармса! И что это не он — узнал от вас, только что!