Виктор Вилисов - Нас всех тошнит [Как театр стал современным, а мы этого не заметили] [litres]

Когда заходит речь о гендере в театре, первым делом вспоминают про кросс-гендерный кастинг. Это давным-давно устоявшаяся практика, при которой перформеры мужского или женского пола играют на сцене роль персонажей противоположного пола. Вариаций такого явления огромное множество, в некоторых культурах мужчины в театре исполняли и исполняют женские роли из-за особенностей отношения к женщине или существующих запретов на появление их на сцене. В некотором смысле возвращаясь к феминизму, надо помнить, что сам по себе театр в его классическом европейском понимании, начавшийся в Греции, существовал без женщины на сцене – женские роли исполняли мужчины. В современном театре кросс-кастинг очень часто используется иронически, особенно в российском театре, где тема травестийности не имеет никакого отношения к реальной сексуальности и наполнена какой-то простой народной праздничностью, ярмарочностью. Смотря на современный театральный ландшафт, проще, кажется, назвать спектакли, в которых не обращаются к кросс-гендеру; даже совсем скучный российский режиссёр Юрий Бутусов в своём спектакле 2018 года «Гамлет», в котором на протяжении четырёх часов почти ничего не происходит, ставит на роль Гамлета девушку. Причём эта актриса никак не маскируется под мужчину, а остаётся со всеми своими феминными признаками, разве что поведение её излишне брутально. Российский театр в основном использует кросс-дресс как туповатый аттракцион и развлекалово, а для «серьёзных» режиссёров это явление просто отодвинуто на периферию сознания. В европейском и американском театре же гендерная тематика плотно увязана не только с историей drag-performance, но и с актуальным состоянием ЛГБТК-сообществ и постгендерных теорий.

В 1962 году в южноафриканском городе Йоханнесбурге родился художник и перформансист Стивен Коэн. Пожив некоторое время в ЮАР, он переезжает во французский Лилль и получает международную известность в арт-среде в 2014 году, когда он был задержан полицией и осуждён к штрафу за прогулку с живым петухом, привязанным к члену, на площади около Эйфелевой башни. Большая часть работ Коэна выполнена в жанре перформанса или визуального искусства, одна из самых используемых им практик – это превращение в объект искусства самого себя при помощи сложносочинённых костюмов и нательных инсталляций, но он также делал и театральные работы, которые показывали на престижнейших мировых театральных фестивалях: в Авиньоне, на Осеннем фестивале в Париже, Мюнхенском оперном фестивале.

В перформативном спектакле «Заголовок изъят (по юридическим и этическим причинам)», показанном на Авиньонском фестивале, Коэн представляет разомкнутое медиализированное тело. Это театральная работа, но единственный перформер – сам Стивен Коэн – здесь равен самому себе, это очевидно по его реакциям и движениям, он не играет, а просто является носителем собственной телесности, чувственности и идентичности. Обычный его гипертрофированный гендерфлюидный грим, шестиконечная звезда во лбу над пластмассовым третьим глазом, почти полностью обнажённое тело дополняются приметами индустриальной эпохи – огромными металлическими ботинками, подошвы которых представляют собой два экрана, на которых что-то показывается. В другой сцене Коэн просто ходит по периметру, пока на основном сценическом пространстве расположена впечатлающая конструкция из прозрачных труб – по ним туда-сюда бегают живые мыши.

Коэн – один из самых ярких примеров размывания и разламывания гендера в театре, но есть и другие. Например, в 2010 году бельгийский хореограф Алан Платель совместно с режиссёром Франком ван Лаеком ставят спектакль на стыке модернданса и кабаре Gardenia. Специально для этого проекта актриса Ванесса ван Дурме собрала своих знакомых трансвеститов и транссексуалов (в основном пожилых). По ходу действия перформеры переодеваются из мужской одежды в женскую и обратно, танцуют, занимают разные позиции, образуя живые картины, наносят грим и снимают парики, поют песни и просто выверенно стоят под музыку. Это абсолютно поразительная работа именно тем, что она наглядно демонстрирует разъятую сущность трансгрессии, гендерные изменения и обмены ролями происходят прямо на сцене перед зрителями. Сама ван Дурме – трансгендерная женщина, прошедшая операцию по коррекции пола. Такая гендерная вариативность сама по себе рождает новую идентичность и новую общность.

Ещё один пример, правда, из мира современного балета, – хореограф Мэтью Борн. В 1995 году он поставил балет «Лебединое озеро», который стал балетом с самым продолжительным периодом показов на Бродвее и Вест-Энде. Борн – открытый гомосексуал, и в своей версии «Лебединого озера», поставленной на оригинальную музыку Чайковского и частично базирующейся на том же сюжете, он смещает акцент на Принца, который страдает от психологического дискомфорта, вызванного, как можно легко догадаться, задавленным гомосексуальным чувством. Таким образом, Борн выводит балет из мистического сказочного основания и переводит в поле психологии. Такой популярной эта работа (к качественной современной хореографии, прямо скажем, почти не имеющая отношения) стала благодаря сцене с танцующими лебедями, которых у Борна исполняет группа мужчин с обнажёнными торсами в пушистых меховых капри.

Квир-движение, в значительной степени определяемое структурами любви и желания, в разных медиа зачастую находит выражение через довольно драматические истории становления собственной сексуальности и вообще инаковости: неприятие в семье и среди близких/друзей, совершение каминаута, осознание своей идентичности и налаживание гармонии с ней. Во всех этих сюжетах огромную роль играют эмоции. Это всё довольно базовые человеческие эмоции, которые сводятся к ограниченному спектру радости/восторга или страха/отчаяния. Такой тип чувственности отлично подходит для конвенционального традиционного нарративного театра – там самое место для разыгрывания такого рода драм. И если мы посмотрим, например, на театральный ландшафт США, который уже давно распахнут для разного рода меньшинств, мы увидим целую кучу спектаклей и театральных пьес, посвящённых ЛГБТК-тематике. Но также мы увидим, что все эти спектакли не имеют вообще никакого отношения к современному театру. Они плохо сделаны, они плохо сыграны, они построены на традиционной модели актёрского театра, где живые люди в бытоподобной обстановке разыгрывают текст, причём текст этот в сотнях разных кейсов основан на очень ограниченном количестве унылых стереотипных сюжетов – любому более-менее любопытному или подготовленному зрителю смотреть это будет совершенно неинтересно. Единственная цель таких спектаклей – репрезентация ЛГБТК-историй на сцене, и единственная функция, которую такие спектакли выполняют, – нормализация отношения к сексуальным меньшинствам в публичной сфере.