К. Сауснитис - В Саласпилсском лагере смерти (сборник воспоминаний)

Вечерами около восьмого барака раздавались грустные цыганские песни. В них звучала глубокая, неугасимая тоска. Пел молодой цыган Миша. Обычно он сидел у стены барака, уткнув подбородок в колени, и долго смотрел на заход солнца.

Однажды вечером Миша снова сидел так, устремив взор в сторону леса, откуда еле-еле доносился терпкий запах влажной земли и прелых листьев. В черных глазах цыгана отражалось зарево заката, и лицо его казалось одухотворенным. Вдруг Миша вскочил на ноги и одним прыжком оказался на колючей проволоке. Но перебраться через нее ему не удалось. Его скосила пулеметная очередь.

В те весенние дни далеко от Саласпилса в одной белорусской деревне произошла ужасная трагедия. Люди еще спали, когда в деревню ворвались эсэсовцы. Людей вырвали из постелей и согнали в одно место. Перепуганные дети, женщины, старики ожидали, что их заживо сожгут в каком-нибудь здании или перестреляют, как это не раз бывало во многих белорусских деревнях. Эсэсовцы подожгли деревню, а жителей угнали с собой.

Людей гнали долго, били и ругали, ругали и били. Тот, кто не мог идти, того пристреливали.

Наконец сильно поредевшая в дороге группа белорусских жителей прибыла в Саласпилсский концентрационный лагерь. Фашисты отняли у матерей детей и приступили к реализации своего зловещего замысла.

Детей помыли в бане и с утра построили всех, кто мог встать. Старших детей заставили держать грудных. Ни одного взрослого в барак не пускали. Гитлеровцы в белых халатах положили грудных детей на стол. Фашистские звери действовали хладнокровно, педантично — одни определяли группу крови малюток, другие вонзали в маленькие тельца шприцы и отсасывали кровь.

Одна девочка подбежала к фашисту и, указывая на малютку, стала просить:

— Это мой братик Коля. Не делайте ему так!

Фашист ногой отбросил девочку в угол, где она, скорчившись в клубок, осталась лежать.

Затем подошла очередь старших детей. У них тоже взяли кровь, и дети, шатаясь от слабости, отходили от стола.

…Из Рижской Центральной тюрьмы прибывали все новые группы заключенных. Понемногу стала оживать подпольная работа. Погибшего члена нашей пятерки Бориса Подопригору заменил бойкий, долговязый семнадцатилетний юноша Вася Николаев. Самоотверженно он старался раздобыть дополнительное питание для больных и был счастлив, когда удавалось кому-нибудь помочь. Немного позднее обязанности Федора Зарубина стал выполнять Вячеслав Михневич — огромного роста москвич.

Когда фашисты организовали новую команду для каменоломни Бэма, в нее зачислили Михневича, Абраменкова и Николаева. Работа в каменоломнях входила в планы Вячеслава, готовившего коллективный побег из лагеря.

Михневич и Абраменков участвовали в разработке плана побега, внимательно изучали окрестность и совещались с товарищами. Нам много помог старичок Петр Быстров. Он дал несколько адресов и рассказал, как беглецам пробраться к партизанам.

15 сентября нас послали в лес копать канавы. Возможности побега увеличились. План оставался прежний: Михневич дает сигнал, первым бежит Улдис Пурмалис.

День шел к концу. Солнце клонилось к горизонту. На легком ветерке шелестели листья. Вот-вот кончится перекур. Михневич заметил, что один из охранников внимательно следит за заключенными, но время не ждало. Надо было действовать. Вячеслав подошел к охраннику, закрыв своей широкой спиной товарищей. В тот же миг зашуршали листья, раздался шум шагов. Охранники вскочили на ноги, открыли беспорядочную стрельбу, но было уже поздно. Пять заключенных вырвались на свободу.

По возвращении в лагерь всю команду выстроили на площади. Явились Краузе, Качеровский, Теккемейер, Видуж. Они допрашивали и били заключенных. После допроса всех отвели в конюшни и выпороли плетьми, свитыми из стальной проволоки. Гитлеровцы мстили за удавшийся побег из лагеря смерти.

На другой день заключенные были очевидцами зверского убийства зубного врача. Когда-то этот замечательный человек говорил Янису Логину:

— Я этих убийц не считаю за людей, но вынужден лечить им зубы. К тому же знаю: они меня расстреляют, как расстреляли жену и дочь.

Гитлеровцы подозревали зубного врача в связи с заключенными и решили его уничтожить. Врача вывели на площадь и заставили бежать по кругу. Вслед ему спустили овчарку. Она прыжком сбила несчастного с ног. Собаку позвали обратно и человека снова заставили бежать. И снова натравили на него собаку… И снова заставили встать и бежать по своим кровавым следам.

В стороне стояли руководители лагеря и улыбались. Спектакль на сей раз закончился быстро — зубной врач умер от разрыва сердца 5. На лицах убийц отразилось недовольство.

Террор в лагере нарастал. Краузе и его подручные мучили и убивали заключенных. Их машина смерти работала на полных оборотах.

На оккупированной территории усиливалось сопротивление населения фашизму. Советские люди отказывались работать на оккупантов. Гитлеровцы обвиняли их в спекуляции и саботаже и заключали в Саласпилсский лагерь на срок от 2 до 8 недель. Их размещали в отдельном бараке и посылали на самые грязные работы.

Среди заключенных был и художник Микелис Страздынь, которому посчастливилось вырваться на свободу. Вскоре то один, то другой стал получать из Риги посылки с продуктами питания.

В одной из посылок для нас был припасен сюрприз. В буханке ржаного хлеба Грешанник нашел газету. Это было издание одного из соединений белорусских партизан. В наших руках была газета, рассказывающая о сражениях и победах советского народа.

Газета переходила из рук в руки. За несколько дней она обошла весь лагерь и сделала большое дело. Газета поднимала настроение и боевой дух заключенных, звала к борьбе и вселяла надежду на скорое освобождение. Как будто свежий ветер ворвался в лагерь — в нем появилась небывалая активность, созревали могучие силы, готовые прорваться наружу.

Рихард Веске (младший)

Из Рижской Центральной тюрьмы в Саласпилсский концентрационный лагерь меня перевели в июле 1942 года.

В то время там был такой порядок: руководили лагерем немцы, которые размещались в комендатуре, наружную охрану несли латышские легионеры, за чистоту и порядок отвечали сами заключенные. Старшим барака Ц-10 был заключенный Владислав Роде, с которым я учился в Рижском городском техникуме. В то время мы дружили. Роде был хорошим товарищем, придерживался прогрессивных взглядов. Он часто раздавал в школе листовки, призывавшие к борьбе против режима Ульманиса.

Нас, молодых узников Саласпилса, разделили на группы по 10 человек. Я хорошо знал русский язык, поэтому Роде рекомендовал меня старшим в так называемую интернированную группу военнопленных. Я согласился. Интернированные были физически слабыми, истощенными голодом. После пленения их направили в тюрьму, а оттуда — в лагерь.