К. Сауснитис - В Саласпилсском лагере смерти (сборник воспоминаний)

В тюрьме, когда нас выводили на прогулку, я иногда встречал Фелдманиса. Как всегда, он был мужественным и хладнокровным, хотя хорошо понимал, что немцы в живых его не оставят. Фелдманис и в тюрьме старался поддержать в нас уверенность в победе советского строя и гибели фашизма.

Наступило 20 мая. Снова открылась дверь камеры и показался надзиратель со списком. Он вызвал несколько товарищей, в том числе узника Саласпилса Яунзема. Дежурил помощник начальника тюрьмы Заринь. Сразу все стало ясно — если дежурил он или братья Бия, то акции неизбежны.

На рассвете надзиратель вошел вторично и вызвал новую группу заключенных, в том числе и меня. Он сообщил, что эту группу повезут в Саласпилс. Мы не верили, ибо на рассвете вызывали обычно тех, дорога которых вела в яму. Кроме того, нас поместили в камеру смертников. Так называли 13-ю камеру первого корпуса, ибо в нее всегда сгоняли приговоренных к расстрелу. Но на этот раз тюремщики не лгали. Вскоре нас построили и сообщили, что мы отправляемся обратно в Саласпилс. Успокоились мы только тогда, когда дверь машины открылась и мы увидели территорию лагеря.

За время нашего отсутствия в лагере произошли большие перемены. Вместо Никкеля комендантом лагеря стал бывший комендант гетто, садист и убийца Курт Краузе. Он всюду ходил со своей злой собакой Ральфом, которая безжалостно впивалась зубами в заключенных. Ограда из колючей проволоки вокруг лагеря была еще более укреплена.

Вскоре в тюрьме реорганизовали мастерские. Там создали филиал нашего лагеря. Комендантом был назначен Никкель. Помощниками — Эйкемейер и Паллхубер. Меня определили в филиал и снова увезли в Центральную тюрьму.

Здесь я еще раз встретился с Фелдманисом. Мы работали вместе, но жили врозь: я — в корпусе мастерских, он — в тюрьме. У него был тюремный режим, у меня — лагерный.

Еще до тюрьмы, в Саласпилсе, я познакомился с одним товарищем из Чехословакии. Это был механик Иозеф Гертнер. Мы подружились. Он глубоко ненавидел фашистов, на него можно было положиться. Он тоже жил в корпусе мастерских. Немцы часто приносили к нему ремонтировать радиоприемники. Он этим пользовался и слушал вести с фронта. Новостями Гертнер делился с товарищами. Так в тюрьме мы узнавали всю правду о положении на фронте. Из тюремных надзирателей, охранявших нас, особо следует отметить Антона Кудинь и Блума. Они часто, рискуя своей жизнью, пересылали наши письма и приносили ответы родных. Они знали, что Гертнер слушает радио, и даже оберегали его. Если приближался кто-нибудь из начальства, они предупреждали.

В тюрьме распространилась ужасная весть — ожидается новая акция. И действительно — 20 сентября 1943 расстреляли несколько сот заключенных. Среди них был фотограф Александр Яблонский с женой, бывшие узники Саласпилса Гусаров и художник Блум 10. В тот же день расстреляли и Карла Фелдманиса.

Осень 1944 года. Наши войска уже приближались к Риге. Об этом свидетельствовала орудийная канонада. Изо дня на день мы ждали освобождения.

Немцы стали укладывать свои чемоданы. 17 сентября 1944 года нас в спешке погнали на станцию, посадили в поезд и снова повезли в Саласпилс. Но уже 21 сентября пешком пригнали обратно в Рижскую Центральную тюрьму. Ночью наша авиация бомбила Ригу.

Мы радовались взрыву каждой бомбы, не думая, что могут попасть и в наш корпус.

26 сентября началась эвакуация тюрьмы. Ночью 27 сентября нас построили во дворе тюрьмы и под усиленной охраной повели в порт. Здесь стояли пароходы, готовые отчалить в любую минуту. На один из них загнали нас и увезли в Германию.

Мой дальнейший путь вел через лагеря смерти Саксенхаузен, Нейенгамм, Вильгельмсхафен и плавучий лагерь смерти — океанский пароход «Кап-Аркона».

Еще несколько слов вместо эпилога. Август 1959 года. Кабинет следователя. Вводят знакомого человека высокого роста. Да это же он, Магнус Качеровский, бывший начальник строительства Саласпилсского лагеря. Прошло 17 лет. Многое изменилось. Это уже не напыщенный фашистский наемник, каким мы его знали в Саласпилсском лагере смерти, а вежливый человек с искусственно-приветливой улыбкой.

Качеровский притворяется, что видит меня впервые. Возможно, ему трудно вспомнить меня. Таких, как я, были тысячи. Зато я его хорошо запомнил. Припертый фактами к стенке, Качеровский начинает узнавать и меня. Да, да, он знал, что мы слушаем радиопередачи. Даже всячески помогал нам. Однажды даже был такой случай: он вошел в кабинет, когда мы с Фелдманисом слушали радио. Почему он угрожал наим? Просто так, чтобы попугать нас, ибо мы действовали слишком открыто. Упаси боже, если бы узнал комендант, он на месте всех перестрелял бы. Значит погиб бы и его друг с университетских времен — Кирт.

Из показаний многих свидетелей о злодеяниях Качеровского видно, что именно он сыграл главную роль в ликвидации нашей группы сопротивления. Не случайно он так часто посещал больницу, где находился предатель Изар. И то, что он внезапно застал нас около радиоприемника, тоже не было случайностью. Он тщательно следил за нами. Его товарищ по учебе оказался прав: Качеровский был способен на любую подлость.

Рассматривая дело Магнуса Качеровского, Верховный Суд Латвийской ССР разоблачил все его злодеяния. На суде выяснилось, что Качеровский повинен в провале организации сопротивления, что он участвовал в убийстве летчика лейтенанта Виктора Воробьева.

Решение суда было справедливым: расстрелять.

Заслуженное наказание понесли и другие предатели.

Изар умер в тюрьме, Арнхольд утонул с пароходом «Кап-Аркона». Многие были казнены в немецких лагерях по справедливому решению самих же заключенных. А где немецкие фашисты Ланге, Кауфман, Краузе, Никкель, Бергер, Теккемейер, Сект, Хейер, Паллхубер и другие кровожадные псы комендатуры? Где их услужливые приспешники — латышские буржуазные националисты Тоне, Видуж, Селис? Может быть, они снова прислуживают реваншистам за границей, ходят где-нибудь на свободе, выдавая себя за вежливых и трудолюбивых людей, а втайне вынашивают планы новых, жестоких злодеяний?

Нет, мы не имеем права забывать пламенные слова Юлиуса Фучика, сказанные им перед смертью: «Люди, будьте бдительны!»

Мы должны быть бдительны!

Аугуст Озол

Шад Саласпилсеким концентрационным лагерем всегда витала смерть. Больше всего она задерживалась вблизи так называемой штрафной группы. В нее мог попасть любой заключенный за мелкие нарушения лагерного режима, например за то, что курил во время работы, или ушел в уборную без разрешения начальника группы, или за то, что недостаточно быстро стал в строй во время поверки, за разговоры на работе и за многие другие проступки. Особенно серьезным нарушением считалась встреча с родными. Те, кто работали в Сауриешских или Бемских каменоломнях или на торфяном болоте, шли на такой риск. Наиболее краткий срок пребывания в штрафной группе был один месяц. Большинство оставалось здесь два месяца, а если, будучи в группе, осужденный совершал новый «проступок», ему прибавляли еще один или два месяца.