К. Сауснитис - В Саласпилсском лагере смерти (сборник воспоминаний)

— Нет, господин комендант, я вас всегда приветствую.

— За что же тогда?

Короткое молчание.

— За варку супа из подметок, господин комендант. С обрезков, которые на обувь не годятся. — Сапожник с сожалением посмотрел на опрокинутый котелок.

— Не ври! — Теккемейер замахнулся палкой. — За такие дела мы вешаем. Вчера еще…

Сапожник обеими руками разодрал у рубашки воротник и запрокинул голову. Казалось, что у него под подбородком повязана синяя, полинявшая лента.

— Господин комендант, вы уже вчера меня… Вот!

Теккемейер вынул изо рта трубку и с неподдельным любопытством стал рассматривать синюю полосу.

— Верно, — со знанием дела констатировал он. — Но как это так: тебя же вчера повесили!

— Господин комендант, меня только вешали, а не повесили. — Сапожник опустил голову. — Когда меня сняли из петли, я был еще жив. Я лишь притворился мертвым, чтобы меня унесли. Заговорил я только около ямы. «Дружочки, милые, — сказал я носильщикам, — мне повезло, я остался жив!» Друзья ужасно перепутались. Потом начали ругаться: «Мошенник, — говорили они, — а мы тебя тащили. Хотя бы от ворот шел сам». Они правы, я позволил им нести себя такой кусок, а сил у них мало. Мог ведь от ворот идти.

Теккемейер слушал, не шевелясь. Тонкие губы нервно жевали мундштук трубки, язык передвигал ее из одного угла рта в другой.

— Так, так. А как ты попал обратно в лагерь?

Еврей безнадежно развел руками.

— Некуда идти, господин комендант. Знакомых нет, языка не знаю. Упросил могильщиков, чтобы разрешили идти обратно, только никому не говорили… Так я снова работаю в мастерской, шью сапоги. Только с едой плохо. Старший барака говорит, что я снят с довольствия. Не дает ни хлеба, ни супа. Лишь потому и вожусь с этими кожаными лоскутами…

— Пойдем! — Теккемейер прервал рассказ и указал палкой в сторону еврейского барака. — Ты покажешь мне виновных.

Живой мертвец, ничего не понимая, заморгал глазами.

— Могильщиков покажешь, — пояснил ротенфюрер. — За обман коменданта их надо повесить. Сейчас же.

Сапожник упал на колени. Нет, товарищей выдать он не может. Он и так наказал их, заставив нести себя… У них было так мало сил…

— Хорошо, — спокойно рассудил Теккемейер. — Повесим тебя вторично.

Из барака прибежали двое полицейских и поволокли опустившегося на землю человека к месту казни.

Однако вторично сапожника не вешали. Когда он отказался выдать своих товарищей, Теккемейер убил его палкой.

5. За что убили зубного врача? Этот великолепный специалист, пригнанный сюда из Чехословакии, лечил зубы самому коменданту Краузе и его помощникам.

В тот день Краузе вошел в комнату зубного врача, открыл шкафчик для медикаментов и увидел ломоть деревенского пшеничного хлеба.

Следует отметить, что прибывшие сюда из тюрьмы заключенные были настолько слабы, что даже вшестером не могли нести одну доску. Чтобы работа спорилась комендант лагеря разрешил родственникам заключенных присылать в лагерь продовольственные передачи. Этими продуктами заключенные делились между собой.

— Что это за хлеб? — спросил Краузе.

Зубной врач молчал.

— Это не лагерный хлеб. Где взял?

— Политические дали, ответил зубной врач. Друзья…

Краузе задумался и заключил:

— Значит, ты занимаешься комбинациями? Лечишь преступникам зубы нашими материалами? И теми же инструментами, что кладешь в рот своему коменданту? Марш вон!

Через час Рольф — овчарка коменданта — загнал врача до смерти.

6. Поддерживать связь с внешним миром заключенным тайком помогал, также техник Саласпилсской строительной конторы Я. Озол и студент К. Заде. Последний поступил на службу к эсэсовцам. Он охранял заключенных еще в Центральной тюрьме, позднее часто появлялся и в Саласпилсе, сопровождая автомашину, доставлявшую в лагерь продовольствие. Из Центральной тюрьмы К. Заде неоднократно выносил по сотне писем, собранных в камерах. Письма доставлялись в пять-шесть мест, где они сортировались и отправлялись адресатам. Таким же смелым и бескорыстным связным был К. Заде и в Саласпилсе. Он никогда не брал от родных заключенных плату за оказанные услуги.

К. Заде очень сожалел, что связался с гитлеровцами, но дорогу обратно не нашел. С начала 1944 года о нем нет никаких сведений.

7. Организатор и руководитель движения сопротивления в Саласпилсском концентрационном лагере — Карл Фелдманис родился в 1895 году в Риге. Отец, его был официантом, мать — дочерью бедного курземского крестьянина. Карл учился в гимназии и электромеханическом техникуме. В первую мировую войну его отправляют на Южный фронт, где он получает тяжелое ранение и демобилизуется.

В 1919 г. К. Фелдманис женится на Екатерине Чернышевой и переезжает в Москву, а в 1921 году возвращается в Ригу. Вначале работает у разных мелких предпринимателей, а с 1927 года — техником у подрядчика Нейбурга. Реакционный капиталист в 1935 году увольняет К. Фелдманиса с работы за дружбу с коммунистами, ибо К. Фелдманис внес залог за подпольщика, который сбежал в Советский Союз.

Несколько лет подряд К. Фелдманис не может устроиться на постоянную работу. В этот период его преследует и даже арестовывает охранка.

В 1940 году К. Фелдманис руководил строительными работами по оборудованию на территории Латвии оборонных пунктов Советской Армии. На этой работе он показал себя умелым организатором и деятельным советским активистом. После вступления фашистов в Латвию его сразу же арестовали и заключили в Рижскую Центральную тюрьму, а позднее отправили в Саласпилсский концентрационный лагерь.

Незадолго до вероломного нападения гитлеровцев на Советский Союз жена К. Фелдманиса Екатерина, работавшая в 1-й Рижской городской библиотеке, находилась в командировке в Москве и вернуться в Ригу не успела. А К. Фелдманис, в свою очередь, ожидал жену и не успел эвакуироваться.

Сын К. Фелдманиса — Вадим с 1941 по 1945 год сражался против оккупантов в рядах Советской Армии.

Родственники К. Фелдманиса после войны живут в Риге.

Стихи Яниса Погулиса заключенные знали наизусть. Особенно популярной была его сатира о разгроме фашистов, например «Африканский Наполеон или баллада о разгромленном фельдмаршале Роммеле» и «Трепка у Волги». Последнее стихотворение сохранилось у одного из бывших заключенных.