Леонид Млечин - Югославская трагедия

Доволен был, кажется, только генерал-полковник Ивашов.

«В кабинете Сергеева, — вспоминал он, — обстановка явно стала уравновешеннее: батальон, если судить по докладу Квашнина, двигался в обратном направлении, и министр иностранных дел Иванов успокоился. Неожиданно в кабинет вошел генерал-лейтенант Мазуркевич и сообщил, что Си-эн-эн ведет прямой репортаж о вхождении в Приштину российского батальона.

Для Иванова это было подобно грому с ясного неба. Он полагался на заверения Квашнина (начальник Генштаба и сам был уверен, что его команда о возвращении батальона дошла до исполнителей и действует), а тут… Иванов в сердцах обругал нас: мол, с вами, военными, как свяжешься, так обязательно попадешь в неприятность. Вышел к американцам и попытался объяснить им, что допущена техническая ошибка, которая будет оперативно исправлена».

Министр иностранных дел Игорь Иванов был настолько возмущен, что утратил привычное хладнокровие.

Строуб Тэлботт:

«Иванов вывел меня в соседний зал, где стоял тяжелый жирный дух недоеденных пицц и хот-догов, которые нам доставили несколькими часами ранее.

— Я вынужден, с сожалением, информировать вас, — сказал Иванов, — что колонна российских войск случайно пересекла границу и вошла к Косово. Им отдан приказ в течение двух часов выйти из провинции. Министр обороны и я сожалеем о таком развитии событий…

Иванов сделал официальное заявление и зачитал его в прямом эфире Си-эн-эн».

А события развивались следующим образом.

В субботу 12 июня, в половине седьмого, силы НАТО перешли границу и из Македонии вошли в Косово. Когда под конец дня они достигли Приштины, российский батальон уже расположился на аэродроме Слатина и, как положено по уставу, занял круговую оборону… То есть подготовился к ведению боевых действий.

«Когда на следующий день я говорила с Ивановым, — вспоминала Мадлен Олбрайт, — он сказал, что произошло «недоразумение», мы его не так поняли по поводу отвода российских солдат. Русские останутся в аэропорту Приштины, и если НАТО разместит свои силы в крае прежде, чем будет достигнуто соглашение относительно роли России, то будут введены дополнительные российские войска, которые займут северную часть Косово. Мне подумалось: «Или я сплю, или это самое плохое кино из всех мною виденных. За один только день мы скатились от празднования победы к нелепому повторению холодной войны».

Меня тревожило и то, что Иванов уже сам не знал, что происходит в его собственном правительстве. Очевидно, что произошло какое-то недоразумие между гражданскими и военными властями, хотя никто не мог быть уверен в том, какой приказ мог отдать Ельцин».

Генерал-лейтенант Николай Стаськов:

«Самое интересное утром. Министр иностранных дел молчит, другие должностные лица тоже отмалчиваются. Из Генштаба приходит приказ — стой, колонну вернуть назад. Опять выходит на меня Игнатов — что делать? Своим решением даю ему команду закрепиться в Приштине. В штаб воздушно-десантных войск уже ехала комиссия Генерального штаба — разбираться, почему не выполняется приказ. Но тут просыпается Борис Николаевич, и ему все понравится. Словом, победили».

Все зависело от того, кто первым доложит президенту.

Генерал Ивашов:

«В одиннадцать часов утра министр обороны Сергеев делал доклад у президента страны. После доклада министра в зале наступила тишина. Пауза прервала фраза, произнесенная всем известной ельцинской интонацией:

— Ну, наконец, я щелкнул по носу…

Здесь президент назвал некоторых руководителей стран НАТО. Тут же из зала донеслось подобострастное:

— Вы, Борис Николаевич, не щелкнули — вы врезали по физиономии.

Ельцин поднялся и обнял Сергеева… На следующий день Ельцин подписал указ о присвоении Заварзину очередного воинского звания — «генерал-полковник».

Операция в Приштине была оценена как крупный военно-политический успех. Российские военные торжествовали. Ночной марш, с их точки зрения, поднял престиж России и обеспечил ей более надежные позиции за столом переговоров. Президент Ельцин радовался, как ребенок. Один из его предшественников в Кремле говорил в таких случаях: «Запустили мы им ежа в штаны».

«Особое впечатление, — писал Черномырдин, — марш-бросок российских десантников произвел на сербское население Косово, которое готово было покинуть территорию края под натиском воинствующих албанских националистов. Прибывшую из Боснии колонну встречали цветами, флагами и салютом из всех видов оружия…

Аэродром вблизи косовской столицы был единственным неразрушенным в результате военных действий и все еще способным принимать военно-транспортные самолеты. Контролировать его — значит в принципе контролировать ситуацию. За выполнение операции ряд наших военных получили награды, благодарности и внеочередные воинские звания. Я был рад и горд за нашу армию…»

Российские политики и простые граждане с таким воодушевлением восприняли марш на Косово, что разбор дела был отменен. Победителей не судят.

Решение о переброске десантников в Косово — политическое решение — было принято военными, а не политиками. Совет безопасности не собирался, правительство это не обсуждало. Не было даже совещания в узком кругу, где свое мнение могли бы высказать глава правительства и министр иностранных дел. Все, кто смотрел телевидение, по выражению лица министра Иванова могли понять, что он думает по этому поводу.

Но сразу начались трудности.

«Российские военные, — вспоминала Мадлен Олбрайт, — подготовили шесть транспортных самолетов, чтобы доставить в регион свои тысячные войска, которые могли бы подкрепить небольшой контингент, размещенный в аэропорту Приштины. Эта переброска сил так и не состоялась, потому что России было отказано в разрешении пересечь воздушное пространство Венгрии, Румынии и Болгарии… Этот шаг сгладил назревавший кризис, который мог вылиться в нечто, чего не знала холодная война, — прямое столкновение натовских войск с российскими».

В Москве, похоже, мало кто об этом думал. Наверное, твердо верили в то, что американцы ни при каких обстоятельствах не утратят хладнокровия.

Строуб Тэлботт:

«В тот же день я вновь оказался в кабинете Путина в Кремле. «Все дело в политике», — сказал он. Россия уже погрузилась в «предвыборную борьбу», и этот факт осложняет американо-российские отношения. «Как в США, так и в России есть свои «ястребы» и «голуби», — сказал он. — И за броском на приштинский аэропорт стояли именно российские ястребы».

«В российском правительстве есть люди, — говорил он, подразумевая, естественно, и себя самого, — которые считают развертывание ошибкой. Но оно, по крайней мере, не привело к человеческим жертвам. Ущерб, нанесенный за одну ночь американо-российским отношениям русскими «ястребами», — пустяк по сравнению с тем ущербом, который НАТО своей воздушной войной с Сербией нанесла престижу президента Ельцина». «Важно, — сказал Путин, — что «никто в России не сможет теперь назвать президента Ельцина марионеткой НАТО».