Андрей Самцевич - Марш Смерти Русского охранного корпуса

21 января 1943 г. генералом Бадером был выпущен приказ, согласно которому должность командира корпуса отныне именовалась «Инспектор русских воинских частей в Сербии», а штаб корпуса был переименован в штаб инспектора. Уже в начале февраля название сменилось вновь – Штейфон стал «Инспектором-ге-нералом Русского охранного корпуса», оставаясь им до 9 августа, когда было восстановлено прежнее название – «командующий РОК». Тем же приказом от 21 января все центральные структуры корпуса были административно сведены в батальон «Белград», подчинявшийся начальнику оперативного (la) отдела штаба инспектора [369].

12 марта в сербскую столицу прибыла партия предназначенных для пополнения корпуса военнопленных красноармейцев в количестве 297 человек. Из них были сформированы две роты, которые после курса обучения 30 апреля были включены в состав 2-го (как 11-я, командир – гауптман Иван Кондратьев) и 3-го (как 9-я, гауптман Викентий Гетц) полков. При этом весь их офицерский и унтер-офицерский состав был укомплектован исключительно эмигрантами. Уже в марте выходивший в Софии русский журнал «Потешный» писал о советских добровольцах РОК, как о хорошо обученных, здоровых и красивых молодых людях, с которыми у эмигрантов сразу нашелся общий язык. Летом данный репортаж был перепечатан в «Парижском вестнике» [370].

Что же конкретно известно об этой группе? Одну из версий обстоятельств их вербовки можно найти в докладе министра внутренних дел Сербии Танасие Динича начальнику полиции безопасности и СД Белграда от 1 апреля 1943 г. Согласно ему, данные пленные были захвачены незадолго до этого в ходе третьего сражения за Харьков. Отправку в Сербию им объясняли потребностью в рабочей силе, и лишь по прибытии в Белград было объявлено, что они будут включены в состав шуцкора. Со стороны эмигрантов они встретили самый радушный прием: многие обнимали их и даже плакали от волнения. Вместе с тем на расспросы о ситуации в СССР прибывшие отвечали положительно, чем вызывали удивление у своих новых сослуживцев [371]. По другим данным, пленные были набраны в начале года в лагере военнопленных под Ровно (вероятно, шталаг 360). К этой же версии склоняется и пасынок гауптмана Гетца, Константин Пио-Ульский, лично общавшийся с этими солдатами. Их средний возраст был 20–25 лет и среди них были не только славяне – Пио-Ульский вспоминает, по крайней мере, одного грузина или армянина [372].

Прибытие пополнения с востока партизанами, похоже, было замечено с опозданием. Так, в июньском донесении сербского комитета КПЮ сообщалось о нескольких сотнях бывших красноармейцев в немецкой униформе, замеченных в Белграде (хотя к лету они уже покинули сербскую столицу) [373].

Отношение к акции со стороны местного и центрального руководства германской армии и спецслужб было достаточно прохладным. Здесь можно упомянуть рапорт командующего полицией безопасности и СД Белград и командира оперативной группы «Сербия» оберфюрера Эммануэля Шефера руководителю СС и полиции в Сербии группенфюреру Августу Эдлеру фон Майсцнеру от 24 марта 1943 г. В нем не только высказывались опасения касательно негативного влияния на новобранцев находившихся в шуцкоре монархистов, демократов, «ортодоксальных православных» и «представителей либерально-массонских взглядов», но и констатировались конфликты между ними и казаками-националистами. Тревогу Шефера вызывал горячий интерес к бывшим красноармейцам со стороны местного населения, которое постоянно расспрашивало тех об СССР. Имели место побеги из транспортного эшелона. Себя новобранцы называли крещеными, но разговоров о религии избегали, а в церкви зачастую крестились неправильно [374].

Крайне настороженно к включению в РОК советских военнопленных отнесся и начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель. В мае 1943 г. в официальной переписке с Рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером он писал, что решение о пополнении формирования для омоложения личного состава тремя сотнями советских военнопленных было принято в сентябре предыдущего года после положительной характеристики, полученной корпусом в одном из докладов Рейхсмаршала Геринга Фюреру в порядке эксперимента. Но Кейтель запретил дальнейший набор военнопленных и распорядился, чтобы солдаты «экспериментальной» группы были уволены, если опыт окажется неудачным [375].

Для повышения уровня подготовки личного состава РОК немецким командованием организовывались многочисленные учебные курсы. Среди них особо следует выделить курсы радистов, первый выпуск которых состоялся 16 января 1943 г. – благодаря им корпус перестал зависеть в вопросах радиосвязи от других частей [376]. Командование не обошло вниманием и идеологическое воспитание русских военнослужащих. На полковых курсах пропагандистов, кроме основ национал-социализма, изучались такие темы, как «расизм», «Новая Европа», «новый мир», «идеализм и материализм», «еврейство и масонство», «основы либерализма, социализма и коммунизма», «основные пути русской культуры», «национальное мировоззрение», «армия и пропаганда» [377].

Отдельно нужно остановиться на вопросе касательно репутации, заработанной РОК у германского командования к данному периоду. Здесь уместно привести донесение генерала Бадера командующему на юго-востоке от 5 мая 1943 г., в котором он писал, что «корпус в охранной службе, а частично и в борьбе с бандами доказал свою надежность», а поведение офицеров, унтер-офицеров и солдат называл « безупречным ». Старшие офицеры, по его словам, еще полностью не избавились от надежд на возвращение старых царских порядков, но молодежь связывала свои надежды с будущей новой Россией под германским руководством. Говоря о невозможности на практике оценить боевые качества советского пополнения, Бадер констатировал, что их внешний вид и поведение в период обучения производили положительное впечатление. В то же время он отмечал два случая неповиновения с их стороны [378].

В целом, говоря о дисциплине и уровне внутренней преступности в РОК в период 1943 г., мы склоняемся к выводу, что данные показатели находились в пределах нормы, что, разумеется, не отменяет целого ряда дисциплинарных эксцессов и правонарушений. Например, 27 февраля военнослужащий Владимир Гречишкин (19 лет) был осужден судом 704-й пехотной дивизии к году тюремного заключения за самовольную отлучку, кражу и растрату. Часть наказания он отбыл до 20 октября, остаток срока был заменен условным лишением свободы. Александр Бараненко из 3-й роты 3-го полка (21 год) судом 610-й полевой комендатуры 27 августа был приговорен к четырем месяцам заключения за подделку документов, а 6 ноября – еще к шести за самовольное оставление места службы. По приговору суда военного командования в Сербии 18 сентября, так же за самовольную отлучку, получил четыре месяца тюремного заключения Агафангел Уваров, 50-летний доброволец из Болгарии, служивший в батальоне «Белград» [379].