Андрей Самцевич - Марш Смерти Русского охранного корпуса

Процесс реорганизации структуры РОК пошел гораздо быстрее: кроме штабов бригады и 4-го отряда, были расформированы Запасной подотряд, различные мелкие части отрядов. Роты разных полков перетасовывались, в связи с увеличением их штатной численности и некомплектом личного состава сводились вместе. Темп переформирования подхлестывался тем, что намеченный на начало 1943 г. вывод с территории Сербии двух немецких дивизий (717-й пехотной и «Принц Ойген») должен был, как ожидалось, вызвать рост активности повстанцев. Одной из мер ее парирования Бадер видел как раз развертывание РОК [357].

Из-за ликвидации большого числа структур и подразделений произошло и сокращение количества офицерских должностей, многие из офицеров были понижены в званиях. Так, например, сохранивший свой пост начальника штаба корпуса Борис Гонтарев и переведенный на должность корпусного интенданта Иван Кириенко [358]стали майорами. Порядка 150 офицеров были переведены в унтер-офицерский состав [359].

Как уже говорилось выше, подразделения корпуса, по мере введения в строй, приводились к новой присяге. Первым из них стала 7-я рота 2-го полка (сформированная из бывших 1-й и 2-й сотен 1-го отряда). Церемония прошла 29 января 1943 г. во дворе казарм Баницы, в присутствии Бадера, Штейфона, Лихтенек-керра и других представителей командования. Слова присяги военнослужащие в данном случае повторяли вслед за иеромонахом отцом Никоном: «Клянусь свято перед Богом, что я в борьбе против большевиков – врагов моего отечества и сражающихся на стороне большевиков неприятелей Германской армии, буду оказывать Верховному Вождю Германской армии, Адольфу Гитлеру, всюду, где бы это ни было, безусловное послушание и буду готов, как храбрый воин во всякое время пожертвовать мою жизнь за эту присягу» [360].

В газетном репортаже о данной церемонии говорилось, что личный состав роты был одет в форму Вермахта стандартного цвета «фельдграу» [361]. По имеющимся свидетельствам, переобмундирование началось в более ранний период: например, Бабович еще 30 ноября записал, что многие русские в Шабаце были одеты в немецкую униформу. В то же время даже 27 августа 1943 г. оперативный отдел штаба командующего в Сербии констатировал, что часть военнослужащих РОК все еще носила старую темно-коричневую униформу [362], что свидетельствует о плохом снабжении.

Право получения германских наград (даже знаков отличия для восточных народов) в тот момент на солдат и офицеров корпуса распространено не было. Исключением, насколько можно понять, был лишь знак «За ранение». Так, на основе имеющегося фотоматериала можно говорить, что черные знаки имели гауптман Александр Эйхгольц и обер-лейтенант Алексей Дуброва, получившие за время войны по одному ранению, оба, как мы помним, в первые месяцы службы. Знаки были вручены, вероятнее всего, в период службы в РГЗО.

Вместе с тем, германское командование регламентировало ношение на немецкой униформе иностранных наград. Первоначально разрешен был лишь российский орден Св. Георгия и Георгиевский крест, а чуть позже, в начале весны 1943 г., к ним прибавился знак 1-го Кубанского «Ледяного» похода [363]. Но на практике бывали и «неуставные» исключения. Например, унтер-офицер конного взвода 2-го полка Борис Вакар вспоминал, что носил на кителе знаки Елисаветградского кавалерийского училища и 1-го гусарского Сумского полка, а также колодку с лентами российских наград [364].

На основе имеющихся фотоматериалов можно говорить, что эпизоды ношения неразрешенных российских наград действительно встречались, но крайне редко [365].

В рамках развертывания отдельного казачьего полка немецкое командование вступило в контакт с еще одной политической силой, стоящей особняком от содействовавших вербовке ранее – Казачьим национальным движением (КНД) инженера Василия Глазкова. Представитель этой казачьей националистической организации и атаман Всеказачьего союза в Сербии Павел Поляков в начале января 1943 г. издал приказ, предписывающий всем годным к службе казакам явиться в Белград для прохождения медицинского осмотра и зачисления в полк. Его военнослужащие, согласно приказу, должны были получить « особую форму с казачьими национальными знаками ». Начальником мобилизационного отделения был назначен Петр Недбаевский. Вербовка должна была проходить не только в Сербии, но и в Хорватии (куда 8 января для организации набора был командирован инженер Мерзликин), Болгарии и Венгрии. В качестве офицерского кадра подразделения сторонников казачьей независимости командованием Вермахта, по представлению КНД, на службу в звании лейтенантов были приняты Недбаевский, Андрей Бойко и Александр Протопопов [366].

Одним из таких казаков-националистов был молодой доброволец Григорий Нестеров, вспоминавший, что записался в ряды 1-го полка по призыву Полякова для борьбы за независимое казачье государство во главе с выборным атаманом. Но в целом отклик был невелик – КНД удалось сформировать лишь одно подразделение из 133 человек, получившее название «Сотня вольных казаков», 7 апреля 1943 г. включенное в состав 1-го полка как 7-я рота. Из-за этого все масштабные планы потерпели крах – в августе того же года Поляков образно говорил о ситуации в РОК: « трудно казаку под лаптем». По его словам, немецкие военные круги не уделяли вопросу никакого внимания, масса казаков осталась в русских полках, зато 1-й полк использовали, чтобы «показать товар лицом» начальству [367].

Не все служившие в формировании положительно восприняли переход в Вермахт. Известно, что в феврале 1943 г. болгарское посольство в Белграде получило письмо от записавшегося на службу в мае добровольца из Болгарии по фамилии Калугин, просившего уволить его из рядов РОК. В нем он жаловался на то, что условия службы не соответствуют обещанным Абрамовым, требование давать немецкую присягу не оговаривалось при записи, а несогласным давать клятву угрожали тяжелыми последствиями [368].

Как уже писалось в конце предыдущей главы, немецкое военное командование в Сербии было вынуждено рассчитывать в немалой степени на формирования местных союзников и коллаборационистов. Наиболее надежные кадры вливались непосредственно в состав силовых структур Рейха, усиливая таким образом костяк военно-полицейской группировки в стране. Если руководство СС и полиции в регионе сделало ставку на набор добровольцев из числа местных немцев, то армейское командование увеличило свои силы за счет включения в Вермахт русского формирования. В определенной степени это, по нашему мнению, может свидетельствовать о неплохой оценке, полученной русскими эмигрантами в глазах штаба оккупационной армии.