Петр Столпянский - Город Оренбург: Материалы к истории и топографии города

Весь первый квартал по Николаевской улице от собора до Шапошниковской богадельни принадлежал инженерному ведомству — здесь было здание и для канцелярии, и для цейхгаузов, и для складов, и для военно-судной роты. Такое скопление инженерных построек весьма понятно, если мы примем во внимание, что в Оренбурге сосредоточивалось инженерное управление всем Оренбургским краем, отсюда исходили все распоряжения по строительной части. А их, принимая во внимание недавнее присоединение края, постоянное раздвигание наших юго-восточных границ, постройка все новых и новых крепостей — должно было быть очень много.

И, действительно, инженерная деятельность была кипучей, хотя и не могла назваться вполне успешною и плодотворною, чему отчасти виною служил постоянный недостаток в инженерах. Тщетно военные губернаторы взывали в Петербург, прося увеличить штат или хотя временно командировать несколько офицеров — высшее инженерное начальство было глухо к просьбам, постоянно отвечало отказом, а иногда, как например при графе Сухтелене — даже иронизировало, что-де военный губернатор сумеет, конечно, вполне продуктивно распорядиться с имеющимся у него штатом инженеров.

А постройки велись громадные; укажем хотя на некоторые: так во времена графа Сухтелена был устроен Верхнеуральский торговый тракт, некоторые мосты этого тракта сохранились и до наших дней и поражают своею прочностью: при графе Перовском выстроены почти все наиболее значительные здания Оренбурга — нынешняя казенная палата, караван-сарай, постройки госпиталя и пр.

Часть инженерных построек перешла в ведомство юстиции. Судебная реформа коснулась Оренбурга не сразу, правда, мировые учреждения были введены тотчас после их опубликования, но остальная часть реформы долгое время признавалась для города Оренбурга и Оренбургского края нежелательной и в Оренбурге вплоть до 1895 года действовала старая уголовная судебная палата.

А какой радостью было встречено в 1879 году введение мирового суда. Тогда Оренбургский листок был только что зародившимся органом печати и чутко откликался на все начинания. И он так приветствовал открытие мировых судей и съезда: «преимущества нового судебного порядка таковы, что вносят благодетельные начала в общежитие, помимо воли и желания применителей закона. Достоинства нового суда — гласность, равноправность и свобода убеждений суда — действительно ставят реформу суда краеугольным камнем народного благоденствия. Всякое гласное действие, не скрывающееся в уголки канцелярских тайн и бумажного производства уже по самому способу своего продления заключает в себе гарантию добросовестности, правильности и честности. Равноправность всех перед судом служит несомненным подспорьем в воспитательном отношении общества, поднимая нравственное значение общечеловеческого достоинства личности. Свободное применение судьями убеждений своей совести заключает в себе животворящую силу современного судебного порядка; это внутреннее убеждение может быть применено к несметным перепетиям правовых проявлений; оно не связывается и не стесняется узкою рамкою формальных впредь установленных доказательств, не могущих при всем старании законодательства обхватить все отдельные фазисы обыденной жизни» [120] Орен. Лист. 1879. № 2—8. . Эти слова высказывались по поводу совершившегося 13 февраля 1879 года открытия мирового съезда! — Увы! ему не пришлось праздновать своего двадцатипятилетнего юбилея — мировые судьи заменены городскими и земскими начальниками, а мировой съезд — уездным съездом.

Второй раз свой праздник местная юриспруденция справляла 18 июня 1894 года, когда министр юстиции открыл в Оренбурге действия окружного суда.

Серенькая обыденная действительность, захолустная провинциальная жизнь не давала почвы для громких процессов. Если и свершались «громкие деяния» — то их герои были слишком высокие по общественному положения и не подлежали общественному суду. Поэтому особо выдающих дел в практике Оренбургского суда почти что не было. Правда, в 1880 г. сильное любопытство было возбуждено делом преданию суду одного из местных частных поверенных по обвинению в подлоге духовного завещания — дело известное под именем «дело из-за хвостика». Суть его в нескольких словах в следующем: 28 октября 1878 г. умирает в Верхнеуральске миллионщик местный купец П. П. Рытов, после которого осталось духовное завещание. Это духовное завещание между прочим было подписано свидетелем священником Агишевым, а в тексте завещания этот же Агишев упомянут наследополучателем суммы в 500 р. Духовное завещание таким образом должно было быть признано недействительным. Но с ним произошла метаморфоза — оказалось, что в тексте завещания стоит фамилия не Агишев, а Агищев. Изменился только хвостик у ш — в этом случае завещание должно было быть утверждено, но возник вопрос о подделке буквы щ — и в результате суд, причем защитником выступил знаменитый адвокат Александров, защитник Веры Засулич [121] Ор. Лист. 1880 № 52. 1881 3, 8, 10—13, 15, 16, 18. . Много говора возбуждало дело о подложных векселях отставного полковника, домовладельца, гласного думы, неутомимого предпринимателя, пострадавшего за свои предприятия: он вел обширное хлебное дело, затем увлекся сельскою культурою, имел в Оренбурге не только табачные плантации, но и табачную фабрику, стоившую ему разорения; далее он увлекся открытием минеральных богатств в киргизской степи, где он служил илецким уездным воинским начальником; сначала его внимание занял каменный (бурый) уголь, а затем медные руды, открытые почти что рядом с углем. Перспектива обольстительной возможности доставить безлесному краю дешевое минеральное топливо и выплавлять медь на месте добычи увлекла предпринимателя до такой степени, что он усадил в свое дело все свое состояние и успел заинтересовать даже некоторых капиталистов как местных, так и московских. При всем том постоянные неудачи, неумелое сооружение плавильных печей и затянувшийся процесс ожидаемых барышей мало по малу отогнал охотников помогать предприятию своими капиталами и когда предпринимателю пришлось опять орудовать на свой собственный страх, то состояния не хватило, понадобился кредит, а в заключение уже трудно было найти к векселю благонадежный бланк и вот учитываются «фиктивные» векселя; первое время они учитываются исправно, но настал критический момент — струна лопнула, предприниматель не уплатил по векселям и обнаружилось, что векселя фиктивные или подложные [122] «Оренб. Лист» 1883 г. № 4) и 50, 1884 г. № 1. .

Местное купечество поволновалось в 1881 году, когда почти одновременно разбиралось два дела — по одному крупный коммерсант, сельский хозяин, видный общественный деятель обвинялся в краже 400 руб., а другое дело несостоятельность Оренбурго-азиатской старинной фирмы. Обстоятельства первого дела очень несложны: купец должен был заплатить конкурсному управлению 544 руб 25 коп.; он и отправился на дачу к куратору и председателю конкурсного управления и, поторговавшись обычно, отсчитывает 400 руб. Председатель кладет деньги на стол и идет в дачу написать расписку, а деньги лежат на столе на балконе. Не желая ли, чтобы деньги разнесло ветром или считая их до получения квитанции еще своими деньгами, купец взял деньги в руку и за разговорами не помнил, как эти деньги он положил в карман пальто; получив квитанцию, напившись чаю у куратора, он уехал и увез и росписку и деньги. За ним учинили погоню и он отдал деньги. Но через день после этого обстоятельства куратор понес в общественный банк вексель к учету, а купец, как исполнявший обязанности директора банка, отказался учесть. Тогда его обвинили в краже, но суд оправдал. Впрочем этот местный деятель в конце концов пошел на поселение [123] «Оренб. Лист» 1881 г. № 50. . Прогремело в 1888 году дело Горской, обвиняемой в истязаниях и убийстве из за ревности своей племянницы, была в 1883 году значительная кража 348,400 руб. из оренбургской конторы Московского Торгового Банка, было несколько банкротств и растрат — вот и все преступления, которые приходилось рассматривать Оренбургскому суду. Мы не приводили имен героев вышеуказанных преступлений — оренбуржцам они и так известны, а между тем большинство из этих печальных героев сошли с земной арены — а о мертвых, говорит латинская пословица... Миновать же молчанием эти дела мы не могли, как как все-таки они до известной степени характеризуют Оренбургскую жизнь, — это, правда, тень в общей картине, но без тени и свет не так ярко выдается.