Олег Мозохин - Синдикат-2. ГПУ против Савинкова

Савинков. — Я ничего не ответил. У меня, я вам говорил, приросли ноги к полу. Я хотел выйти, но тогда представил себе, что вот я сижу в Париже, а там, на далеком фронте, русские добровольцы ходят разутые, и вот если я хлопну дверью и выйду со скандалом из этого кабинета, они будут ходить без сапог. Я стиснул зубы, а унижение свое положил в свой карман. Я с вами воевал всеми способами, всеми средствами, — и я говорю об этом прямо и открыто. Но война с вами родила во мне такую ненависть к ним, о которой лучше не говорить. Я хочу сказать за себя. Вы должны это понять, что я, эмигрант при царе, когда приехал сюда в 1917 году в начале революции (я жил во время войны не в России, а во Франции), я приехал весь пропитанный не русским, а французским отношением к войне; у меня была вера в этих союзников, у меня было доверие к ним. Вот это все совершенно распылилось, но на этом месте выросло совсем другое. Я научился бриться на своих щеках.

Председатель. — Из ваших объяснений для меня неясно, из каких соображений англичане и французы давали эти самые штаны, сапоги, патроны, пулеметы и т. д.?

Савинков. — Официальные соображения их были, конечно, весьма благородны. Все эти официальные соображения покоились на том, что «мы — верные союзники, что вот вы — изменники, что Франция, спасенная Россией, сейчас настолько благородна, что не забывает наших огромных услуг и приходит к нам на помощь. На помощь приходят — свои люди, сочтемся». Вот на каких началах. Вот это — официальная болтовня, которой никто не верил. А то, что под этим скрывалось, следующее: как минимум, вот нефть — чрезвычайно желательная вещь, в особенности нефть; а как максимум — ну что же, русские подерутся между собою, тем лучше; чем меньше русских останется, тем слабее будет Россия. Пускай красные дерутся с белыми возможно дольше, страна будет возможно больше ослаблена, и, когда страна будет окончательно ослаблена и обойтись без нас не будет в силах, тогда мы придем и распорядимся.

Поэтому на ваш вопрос я ответил, что в их интересах было, чтобы Россия была истощена возможно больше и чтобы они могли сделать из России свою колонию. Никаких благородных целей я там не вижу.

Председатель. — Какие у вас были разговоры с японской миссией, на какой территории, где вы с ними встречались?

Савинков. — Раньше, чем я отвечу на этот вопрос, разрешите добавить (я очень устал, поэтому из моей памяти это ускользнуло). Вы спрашивали: давали ли мне денег? Денег через мои руки не проходило, но на моих глазах был заключен так называемый колчаковский заем. Не знаю, известно ли вам про него. Колчак вывез часть золотого запаса на английском миноносце в Шанхай. Собственно, это был не заем, а ломбардная операция, и эту часть золотого запаса англичане и американцы обещали реализовать, и я знаю, что англичане реализовали 130 миллионов франков. Эти 130 мил. франков поступили в распоряжение отчасти Колчака, а отчасти Сазонова и делегации. Когда я уходил из делегации, то знал, что остатки этого фонда еще имеются. Они были распределены в Англии по банкам. Вот эта денежная операция прошла на моих глазах. Заем был заключен из семи с половиной процентов.

Теперь, что касается японцев, то с японцами я встречался в Париже. Видите, относительно японцев дело сложнее, чем относительно европейцев. Конечно, никаких добрых целей в отношении России я у них не подозревал. Японцы говорили со мной главным образом после падения Колчака. Японцы предлагали мне ехать на Дальний Восток, говорили мне, что они окажут мне всяческую помощь. Но я отказался от этого, я совершенно не доверял им и не верил в их помощь.

Председатель. — А персонально с кем из японцев вы вели переговоры?

Савинков. — Я сейчас стараюсь вспомнить эти японские фамилии. Там был Комури, бывший посол в Петрограде, там были еще другие, но очень может быть потому, что я устал, я эти японские фамилии не помню, но я их всех знал, — и тех, которые были на конференции, и тех, которые были в посольстве.

Председатель. — Ввиду сильного переутомления подсудимого, объявляется перерыв до 10 часов утра» [224] Дело Бориса Савинкова. Рабочая Москва. 1924. Л. 71–83. .

На следующий день, 28 августа, заседание ВК ВС СССР продолжилось.

«Председатель. — Может быть, вы вспомните несколько подробнее условия займа, полученного Колчаком?

Савинков. — Я помню, что относительно этого займа велись переговоры с американскими и английскими банкирами, и нужно полагать, что эти переговоры были известны и английскому, и американскому правительствам. Заем был заключен из семи с половиной процентов годовых. Процент, как видите, чрезвычайно высокий, в особенности если принять во внимание, что перед нами скорее не заем, а ломбардная операция. Часть золотого запаса, который был у Колчака, была вывезена на английском военном судне в Шанхай, где была положена в обеспечение займа. Я не могу вам точно сказать, поступили ли все 130 миллионов. Все финансовые переговоры и деньга прошли мимо меня, но я знаю, что поступила по крайней мере значительная часть этих денег. Таким образом, в распоряжении англичан находится часть русского золота, хранящегося в Шанхае.

Были ли заключены другие займы, мне неизвестно. Может быть, иностранцы давали деньги, просто поддерживая Колчака.

Председатель. — В этот период вам не приходилось сталкиваться с представителями правительства Северо-Американских Соединенных Штатов.

Савинков. — Да, конечно, приходилось. Они занимали позицию, в высшей степени непримиримую по отношению к вам, но вместе с тем наиболее высокомерную по отношению к нам.

Председатель. — Не можете ли вы вспомнить чего-нибудь нового о ваших отношениях с иностранцами?

Савинков. — Я остановлюсь на периоде каннских переговоров и генуэзской конференции. Перед каннскими переговорами я поехал в Лондон, где был принят Ллойд Джорджем и беседовал с ним. Затем я беседовал с Черчиллем, с военным министром Эвенсоном и канцлером казначейства Биркенхедом. Ллойд Джордж задал мне вопрос, что я думаю о признании советской власти Великобританией. Я ответил, что вообще удивляюсь такому вопросу, но раз меня опрашивают, то ему скажу, что об этом думаю. Затем мною, совместно с Ллойд Джорджем и Черчиллем, было намечено, что вам Ллойд Джордж предъявит три требования. Во-первых, признать свободу мелкой частной собственности, крестьянской. Во-вторых, признать свободу личности. В-третьих, свободу советского управления. Туг уже не шла речь об Учредительном собрании, тут шла речь о свободно избранных советах, т. е. фактически о допущении крестьян к власти.