Олег Мозохин - Синдикат-2. ГПУ против Савинкова

а) Савинкова лично не унижать, не отнимать у него надежды, что он может еще выйти в люди;

б) Влиять в сторону побуждения его к разоблачениям путем того, что мы не возбуждаем сомнений в его искренности;

2. Поручить Отделу печати на основании этой директивы дать разъяснения редакторам газет и предложить им все возбуждающие сомнения статьи и т. п. согласовывать с Отделом печати» [238] АП РФ. Ф. 3. Оп. 59. Д. 28. Л. 16. .

В это время Б.В. Савинков пишет письмо Философову:

«Дорогой друг Дмитрий Владимирович.

Пишу Вам «друг», хотя и прочел Вашу статью, вернее, отрывки из нея… В этой статье меня больше всего поразило, что Вы думаете, что я «заманиваю» Вас в Москву. Что дало Вам основание думать так.

Я перед Вами виноват очень, но только в одном — в том, что не успел переговорить с Вами до конца. Ни в чем другом я не виноват, и через год, два, три Вы в этом убедитесь сами. Вы приписываете мою «перемену» авантюризму. Подумайте спокойно. Разве при царе я не был долгие годы «скромным эмигрантом». И неужели Вы из тех, кто искренно верит в мой «авантюризм».

Истина проще. Я увидел, что побежден, что мы все побеждены, и сказал это вслух. Не сказать этого в моем положении значило бы снова звать на борьбу. А звать я уже не мог. И не только потому, что борьба оказалась бесплодной. Вы это знаете, но и еще потому, что для меня стало ясно, что она не нужна. Это стало для меня ясно еще в 1923 г. и только приезд «друзей» сбил меня с толку. Не думайте, что я ехал, решив тайно от Вас сдаваться. Нет я сам не знал, что я буду делать. Это в огромной степени зависело от того, что я здесь увижу. А увидел я очень многое, для себя /и для всех, конечно/ очень неожиданное. Неожиданное не только в смысле нашей борьбы, но и того, что здесь происходит. Вы слепы, и Вы мне теперь не поверите и снова обрушитесь на меня. Но и у Вас когда-нибудь раскроются глаза. Не могут не раскрыться. Россия оживает и оживает не вопреки, а при помощи Советской власти. Думайте обо мне, что хотите, но я утверждаю, что это так и что люди за границей не понимают ничего, ибо живут воспоминаниями о 19 и 20 гг. Ну, да что… Убедить Вас я не смогу и хочу одного: вспомните обо мне, когда жизнь заставит признать Вас свою ошибку, как я признал свою.

Обнимаю Вас.

Ваш Б. Савинков»

В это же время Борис Викторович обращается с Открытым письмом к известному народовольцу, первому «политическому» арестованному советской властью Владимиру Львовичу Бурцеву. Живя в Париже, Владимир Львович предпринимал попытки объединить антисоветскую эмиграцию в борьбе с большевиками. В связи с этим перед своим отъездом в Россию Савинков встречался с ним.

«Перед моим отъездом в Россию, я был у Вас в Париже. Я советовался с Вами по некоторым организационным вопросам. О признании Советской власти между нами, конечно, не было речи. И Вы, вероятно, спрашиваете себя, не утаил ли я от Вас своих истинных целей. Не поехал ли я в Москву для некоей «инсценировки» процесса.

Нет. Я с Вами был откровенен всегда и буду откровенен теперь.

Больше года назад я пришел к заключению, что бороться с большевиками бесплодно, по крайней мере, бесплодно из-заграницы. Но я почти ни с кем не поделился тогда своим мнением. Я не сделал

этого потому, что у меня оставалась еще надежда. Я думал так же, как думает большинство эмиграции. Я думал, что не только за рубежом, но и в самой России, среди русских крестьян и рабочих, существует глубокое недовольство. Я думал, что на почве этого недовольства вырастают тайные общества, независимо от нас, эмигрантов, и что эти тайные общества, унаследовав традиции нашей борьбы, борются с Советской властью. Если бы я мог допустить, что я ошибаюсь, вернее, что я введен в заблуждение, я бы тогда же в беседе с Вами открыто заявил, что складываю оружие. Но ни Вы, ни я не допускали столь грубой ошибки.

В России меня постигло два тяжелых удара.

Во-первых, я убедился воочию, что никаких рабочих и крестьянских тайных организаций, борющихся с Советской властью нет, да и быть не может.

Во-вторых, я убедился воочию, что если «традиции» нашей борьбы еще не забыты, то единственно потому, что население нас ненавидит: та борьба, которая была начата «за родину и свободу», выродилась в погромы, грабежи, убийства и шпионаж.

В этих условиях я не мог не признать себя побежденным.

В этих условиях, что бы сделали Вы. Что бы сделали Вы, Владимир Львович, если бы для Вас стало ясно, что не только монархисты — Юденичи, Деникины, Врангели — неспособны к борьбе, но также и демократы — Короткевичи, Павловские, Павловы, — а главное, если бы для Вас стало ясно, что русский народ, то есть русские рабочие и крестьяне, не борются и не желают бороться против Советской власти, а, напротив, поддерживают ее, ибо вполне доверяют ей. Промолчали ли бы Вы, как я промолчал год назад, молчанием своим призывая к продолжению борьбы, или Ваша революционная совесть заставила бы Вас громко признаться в своей ошибке, не считаясь ни с кем и ни с чем, — не считаясь даже и с тем, что в Вас кинут камнем ближайшие Ваши друзья.

Вы — революционер. Вы бы поступили так, как поступил я.

Но Вы скажете: одно дело признать себя побежденным, другое — признать Советскую власть. Сказав так, Вы будете правы. Но выслушайте меня. Вы — бывший народоволец, то есть человек, для 407 которого воля народа — закон. И Вы — государственник, то есть человек, для которого вопрос о восстановлении России — главнейший и важнейший вопрос. Так неужели для Вас не ясно, что если русский народ, то есть русские рабочие и крестьяне, отразили все покушения на Советскую власть, от кого бы они не шли, отразили, имея против себя всю Европу, голодая и холодая, при полной разрухе в стране, то значит, что воля их, — воля народа, — заключается в утверждении и укреплении Советской власти. Вам, Бурцеву, советы могут не нравиться. Но что значит Ваше личное мнение, что значит мнение всей эмиграции, если народ против Вас. Я знаю: за-границей даже зрячие слепы. Как докажу я Вам, что уже совершился спасительный перелом, что разруха окончилась, что большим и длительным напряжением, напряжением всех сил народных и не вопреки, а с помощью и под руководством Советской власти восстанавливается Россия. Как докажу я Вам, что создается новое, русское, непохожее на европейские, государство, — государство не интеллигенции и буржуазии, а крестьян и рабочих. Цену интеллигенции и буржуазии Вы знаете сами… И Вы ведь любите именно трудовую Россию, а не имущие классы. Так за кем Вы идете. За монархистами, но Вы ненавидите их. За эс-эрами. Но Вы пренебрегаете ими. За кадетами. Но Вы не верите им. Идти можно только за русским народом. А русский народ уже начертал свой путь. Что же. Если народ с Советскою властью и если пусть медленно, но восстанавливается Россия, по Вашему все еще надлежит бороться. По Вашему все еще надлежит, упорствуя, защищать старый мир, тот мир, который рушился на наших глазах в России, который близок к крушению в Европе. Ведь Вы знаете, что это мир угнетения слабого сильным, мир владычества денег, мир рабства для сотен миллионов людей. Не против ли него Вы боролись всю жизнь. Защищайте его теперь, защищайте его с иностранцами, а я признаю Советскую власть.