Олег Мозохин - Синдикат-2. ГПУ против Савинкова

Когда поезд тронулся с Черноярской станции, Павловский был наготове в смежном вагоне вместе с Аркадием Ивановым. После остановки он бросился в вагон, где был артельщик. На площадке вагона был красноармеец, он окликнул Павловского: куда лезешь? — и загородил дорогу. Тот в ответ выхватил револьвер и убил его. Павловский, Иванов и партизан бросились в вагон. Другой красноармеец, стоявший на второй площадке вагона, поднял тревогу, начал стрельбу. Раздался залп. Павловский выскочил с партизаном назад из вагона — выяснить, в чем дело. Аркадий бросился в купе артельщика. На ступенях вагона Сергей Эдуардович почувствовал, что ранен в ногу, не удержался и упал. К нему подбежал кто-то и тоже упал. Как затем оказалось, это был партизан Комарь.

После пяти дней на хуторе Укола стало небезопасно держать двух раненых, поэтому Павловского как слишком заметного переправили к своим в южную полосу. После того как он сможет ходить, планировалось перевезти его на станцию Курганную, оттуда он должен был уехать в Москву.

После этого Сергей Васильевич задал Султан Герею вопрос о положении работы. Тот указал на катастрофическое положение с деньгами. Рассказал, что не вербуют большого количества людей и не собирают отрядов, ибо это верный способ провала. Ведется наращивание партизанских связей. Среди партизанских главарей есть лица, за которыми в любой момент станут и купечество, и крестьянство многих хуторов и станиц. Помимо этого, Герей рассказал о прочных связях с некоторыми белыми организациями. В том числе с хорунжием Рябоконем, у которого хорошо вооруженный отряд в 75 сабель и др.

Делая доклад о связях и вербовках, Султан Герей отметил, что об истинном лице и целях работы новых членов не информируют, ведут общую линию объединения для борьбы за свободу и избавление от большевистского гнета.

Среди горцев другой принцип работы: там настроение шовинистическое и фанатики горцы, конечно, послушны видениям пророка в лице его шейхов. Следовательно, ими велась работа с шейхами, и они есть.

Отметил растущую в связи с насилиями большевиков над населением ненависть к ним и выразил уверенность в больших возможностях развития этой работы в ближайшее время.

С разрешения Сергея Васильевича, Иван Терентьевич задал Султан Герею вопросы:

«1) Насколько верна информация монархистов о том, что их агитация и идеи широко популярны в массах казачества и горцев, и можем ли мы рассчитывать на то, что им нас не осилить?

2) Каково настроение репатриантов, ведется ли им особый учет и не терпят ли они притеснений.

3) Ведем ли мы внедрение своих людей в различные учреждения с тем расчетом, чтобы в нужный момент, при переходе власти к нам, учреждение это, не меняя состава, было бы наше, и изучаем ли мы через внедрение людей настроения учреждений?

Особенно его интересовали успехи монархической эмиграции» [204] ЦА ФСБ России. Д. Н-1791. Т. 1. Л. 72. .

Не желая брать сразу прямого и резкого тона, Герей, опасаясь сделать промах, пытался уклониться от его детального освещения. Однако Иван Терентьевич деликатно, но настойчиво вел его к прямому ответу.

Тогда Султан Герей ответил, что монархисты заблуждаются или сознательно преувеличивают свои успехи, их работа имеет лишь частичный успех в небольших группах бывших кулаков, духовенства и части офицерства, но их мало. Массы же за монархистами не пойдут.

Из всех вопросов, которые были заданы Иваном Терентьевичем, больше всего его интересовал вопрос о положении дел с монархической пропагандой, а затем вопрос о настроении репатриантов.

Закончив доклад, Султан Герей попросил всех зайти в кавказский ресторанчик у парка. Там и произошла встреча и знакомство Бондаря с начальником Военного отдела «капитаном Новицким» и Иваном Терентьевичем. В кабинете за обедом шла оживленная беседа сначала на общие темы между Борисенко и земляком Бондарем на украинском языке. В беседу втянулся Фомичев, которого Султан Герей усиленно кормил туземным шашлыком с большой дозой зеленого лука. В конце обеда он пересел к Сергею Васильевичу, а Бондарь, завладел вниманием Ивана Терентьевича, распространяясь на темы казачества, его настроениях и его тяжелом положении. Фомичев рассказывал Бондарю странички из своего прошлого, весьма нескромного характера и увлекся до того, что говорил достаточно громко о том, что он приехал из-за границы, после чего обратился к Сергею Васильевичу с просьбой разрешить сказать об этом.

Иван Терентьевич сообщил Бондарю, что, по его сведениям, Тютюнник живет в Харькове и работает в ЧК, что возмутило Бондаря до глубины души. Несколько раз Султан Герей был вынужден вмешаться в разговор, просил Фомичева говорить тише. Закончив беседу, условились вечером в пять-шесть часов ехать в Пятигорск, посмотреть провал и памятник Лермонтову на месте его дуэли.

В назначенное время встретились на вокзале. По дороге Герей развлекал Ивана Терентьевича рассказами о быте и нравах Кавказа. По приезде Борисенко сказал, что они хотели бы навестить ране-ного. Султан Герей ответил, что навестить можно, но только попозже — вечером, так как район, где лежит больной, не подходит для посещения его днем.

В Пятигорске на вокзале, при посадке в трамвай, у зазевавшегося Ивана Терентьевича стянули бумажник с деньгами и блокнотом, где, по его словам, были кой-какие заметки, которые он перед этим якобы вырвал, так что опасного в этом ничего не было, кроме того, там была учетная карточка и удостоверение личности. Вначале он очень струсил, но потом успокоился. Однако после этого случая он решил ничего с собой не носить и не записывать вообще. От револьвера тоже отказался.

После прогулки на провал поехали к раненному партизану на фаэтоне, там уже все было готово. Пока Иван Терентьевич, Борисенко и Султан Герей ездили на провал, Бондарь все приготовил и вернулся назад. Ездил он туда, чтобы посмотреть, «все ли там спокойно и благополучно, нет ли опасности». После этого встретившись на бульваре у цветника, вчетвером поехали в темноте за город через речку по глухим улочкам и переулкам. Выехали за город через речку, поднялись на горку. Герей послал Бондаря и Борисенко вперед, так как идти компанией неудобно. Фаэтон оставили на дороге, а сами пошли за церковь.

Задержав Ивана Терентьевича по дороге, Султан Герей беседовал с ним о нуждах, отметил слабое дело с газетами и литературой. Фомичев обещал помочь в этом деле, о чем он даже переговорил с Сергеем Васильевичем.

Подходя к дому, где лежал больной, Иван Терентьевич еще раз спросил, удобно ли беспокоить раненого, на что ему ответили: «какое же это беспокойство». Но попросили не говорить с ним много, не задавать раненому вопросов.