Жан де Малесси - История яда

Очень скоро они понимали свою ошибку: немцы составляли списки каждой новой партии, служившие своеобразным «пропуском в смерть». У заключенных изымались ценные вещи, затем им велели сдать одежду на дезинфекцию и всей толпой вели в «душевую». Малейшее неповиновение пресекалось с невероятной жестокостью, и несчастные уже почти не сомневались в том, какая судьба им уготована. Этим четырем-пяти десяткам человек предстояло умереть невыразимо ужасной смертью. Когда дверь запирали, у людей появлялись первые опасения, затем они ощущали неподдельный страх, и вскоре всех охватывала настоящая паника. Внезапно заводился тяжелый мотор, поначалу он только «отплевывался», набирая скорость, но затем удушающие пары заполняли камеру. Минут через двадцать в комнате воцарялась мертвая тишина. Иногда плохо отрегулированный двигатель давал сбои в самом начале или посреди процедуры. Его приходилось чинить на ходу; бедняги тем временем медленно задыхались в закрытом помещении. По окончании операции наружную дверь каждой из комнат открывали, с еще теплых трупов снимали золотые предметы, кольца, вырывали зубы, у женщин отрезали волосы. Тела сжигали и сбрасывали в ров. За четыре месяца в одном только Бельзене таким образом было уничтожено сто тысяч евреев. Но и этого оказалось мало!

Массовые истребления проводились на всей территории Польши в огромном количестве, и поток узников грозил захлестнуть даже такую образцовую организацию, какой была контора Вирта. Необходимо было срочно увеличить «рабочие мощности». Строительством лагерей смерти в Собиборе и Треблинке занялся все тот же Вирт, бесспорный лидер в области ликвидации; образцом для него служил Бельзен.

В новые лагеря узники прибывали партиями по две-две с половиной тысячи человек. Нацистской администрации некогда было расслабляться. Был разработан подробнейший план операции «Рейнхард», согласно которому вновь прибывших тотчас же отправляли в газовые камеры. В 1942 году старые деревянные сооружения в бельзенском лагере были снесены и на их месте выстроены прочные бетонные бараки.

К трем газовым камерам Треблинки прибавилось еще десять общей площадью 320 квадратных метров. Понижая потолок, выигрывали во времени. В день теперь можно было убивать в семь раз больше людей, чем раньше. В Собиборе ввели такие же новшества, правда, меньшего масштаба. А братские могилы тем временем все увеличивались, постоянно наполняясь свежими и полуразложившимися трупами. Лето 1942 года выдалось небывало жарким: сотни тысяч тел, сваленных во рвы, угрожающе распухали, и мерзостный гной проникал повсюду. Над лагерем Собибор и его окрестностями стояла невыносимая вонь, на которую слетались тучи мух, комаров и прочих малопривлекательных насекомых.

В связи с загрязнением грунтовых вод власти стали опасаться эпидемии тифа. Ничего другого не оставалось, как только сжечь эти гигантские свалки людских тел. Сначала использовали различные подручные средства, как например, зажигательные бомбы, но вскоре от этой затеи пришлось отказаться; ведь она грозила обернуться лесными пожарами, да, к тому же, эффект давала незначительный. Тогда трупы начали выгребать экскаватором, после чего сжигали их на кострах под открытым небом.

От цифр волосы встают дыбом: в Бельзене из могил выгребли, по приблизительным подсчетам, пятьсот тысяч трупов, сожженных затем на костре. В Треблинке их уже насчитывалось восемьсот тысяч. С ноября 1942 года по март 1943 года чудовищные пожары пылали денно и нощно, распространяя вокруг тошнотворный, неистребимый запах горелого мяса; порою смрад разносило на довольно далекие расстояния. Поэтому с 1943 года эсэсовское начальство старалось сжигать трупы по мере их поступления в более приспособленных и, главное, секретных местах.

Вплоть до 1942 года Аушвиц был обычным концентрационным лагерем, каких на территории Польши и Германии насчитывалось немало. И вот имперская служба безопасности решила преобразовать его в гигантский центр истребления, соединив уже существующие объекты с другими, расположенными в трех километрах от Биркенау.

Наивысшей «производительностью» газовые камеры отличались зимой 1942-43 гг. В лесу под Биркенау было построено целых четыре крематория. Каждый из них включал в себя три отделения: в первом заключенные раздевались, во втором их травили газом, а в третьем сжигали трупы. Таким образом, за основу была взята схема, выработавшаяся во времена массовых эвтаназий. Старые бункеры, использовавшиеся раньше в качестве крематориев, оказались малоэффективными и теперь бездействовали; к их помощи прибегали теперь от случая к случаю. Весной 1943 года весь комплекс Аушвиц-Биркенау имел в своем распоряжении два больших крематория и два поменьше. Раздевалки и газовые камеры находились в подвале; сооружения были снабжены вентиляционной системой и, похоже даже, устройством для откачки воздуха. Трупы поднимали на лифте и кремировали в десяти печах и тридцати топках; за сутки в них можно было сжечь две тысячи человеческих тел. Два «маленьких» крематория за это же время «обслуживали» в два раза меньше «посетителей». Иными словами, в лагере можно было ежедневно убивать и обращать в золу около трех тысяч человек. Однако все эти наскоро сколоченные установки работали в бешеном темпе, и аварии на крематориях были обычным делом. Так что человеческая бойня практически никогда не функционировала в полную силу.

Руководителем этого грандиозного предприятия по уничтожению себе подобных был назначен Рудольф Гесс. Вышестоящие органы могли целиком на него положиться: Гесс был просто одержим возложенным на него поручением. «Человек, на счету у которого наибольшее число массовых убийств», всегда мечтал заняться чем-нибудь подобным. В первую очередь, он проверил исправность всех газовых камер и печей, все остальное (имеются в виду нравственные соображения) предстояло отмести, как ненужный сор. Впрочем, у самого коменданта не было надобности «марать руки». Обязанности палача Гесс перепоручал своим подчиненным и при случае глубоко сожалел о проявлениях садизма, которые сам же и провоцировал. Прирожденная брезгливость Гесса нашла отражение не только в старательном сохранении дистанции между собой и жертвами, но и в выборе яда. Гесс, подобно многим нацистским лидерам, включая Гиммлера, не выносил зрелища крови, но, несмотря на это, гордился тем, что Аушвиц по своим мощностям далеко превосходит другие лагеря. Гесс мог «обслуживать» в десять раз больше человек, чем его коллега Вирт в Треблинке. Своим успехом Гесс в немалой степени был обязан новому яду.

Коменданта Аушвица, конечно же, прельщала возможность использования ядовитых газов, но он не считал угарный газ, образующийся при внутреннем сгорании, пределом своих мечтаний. Во-первых, двигатель часто барахлит, за ним нужен уход, не говоря уже о горючем. И во-вторых, нужное действие яд оказывает не сразу.